Лишние дни

В центре Юра танцует соло: от блаженства жмурится и медленно — стриптиз! — расстёгивает афганку. Взорам юных гурий открывается болтающийся у Юры между ног непозволительно огромный — для общественного места! — тесак в ножнах, прикреплённых к армейскому ремню.

Баб как ветром сдуло.

Наверное, стоило оставить ножик в шалаше.

Хлебосольные девичьи промежности с вывесками над клиторами «Добро пожаловать!» отменяются — спасибо хореографии Юрика. Балерон херов!

Танцует. Он в том самом состоянии соответствия души телу, когда кажется, что организм способен воспарить, кровь, кости, кишки и прочий ливер нематериальны, что пятки и пупок и есть душа. Короче, Юра потерял КОНТРОЛЬ…

Говорят, свобода измеряется длиной поводка.

И это правильно.

А ещё она измеряется наличием видеокамеры в углу, «жучка» в телефонной трубке, спутника-шпиона над головой. Бабушки у подъезда и дверной глазок напротив тоже отмеряют по себе твою свободу. А то вдруг её станет слишком много?! А то, что слишком, как известно, нехорошо. Вот поэтому и нужен КОНТРОЛЬ: поиск колющего-режущего в карманах и работа над ошибками в проверенных тетрадях. Надо, надо, надо… А то как же?!

Мы танцуем. Очередной медляк — Слон решается: выдвигается к стене, у которой на стульчиках сидят одинокие, никем не приглашённые самочки. В полумраке лица не просматриваются, а зажигалкой подсветить вроде некультурно. Короче, природа подскажет.

Доверившись инстинктам, Серж склоняется, в глубоком реверансе, потупив взор. Открытой ладонью, не глядя, тычет вперёд — приглашает на танец. А девчушку-то резвенькая: головкой качнула, ушла из-под удара, сохранила зрение. Не чувствуя тонкую кисть в своих фалангах, Слон повторяет манёвр. Не глядя. И опять пальцами в глаза. Резвенькая изворачивается. Слон опять не чувствует кисть. Не понимает. Выпрямляется. Пристально смотрит и разводит руками — типа я не понял, это чо, кидалово?! Девушка, сообразив, что сейчас начнут приглашать не пальцем в глаз, а, как минимум, кулаком в челюсть, отрывает ягодицы от мебели и кидается в распростёртые — не понял?! — объятья Слоника.

Лицо её остаётся в полумраке и загадкой, но рост в тени не спрячешь: полтора метра в прыжке на ходулях — фэйс как раз на уровне живота Сержа.

— Зато наклоняться не надо, — комментарий к карикатуре, и уже тише, нам: — Член сосать легко и просто детям маленького роста.

«Wind of change» — надо танцевать — и Слон танцует: его руки не достают до девичьей талии, девочка, на цыпочках, и всё равно едва касается ладошками его плеч, но это помеха единенью молодых сердец. Слон отодвигается чуток от своей избранницы и наклоняется, оттопырив зад для поддержания равновесия. Это решает проблему возложения рук на соответствующие места.

В такой позе он терпеливо кружит на месте и даже поддерживает беседу, перекрикивая заторможенную мелодию окончательного чейнджа.

Музыка глохнет — дискотека закончилась.

Слон глотает дым, мы дымом давимся.

Девочек и мальчиков разогнали по корпусам — спать пора! — пись-пись и в люльку, горшок зовёт.

— На пляж?

На пляж так на пляж.

Стоим — Юра, я, Слон, Кабан, Вадик, Булкин и Третий — водичкой любуемся. Камыши созерцаем, от прохлады вечерней ёжимся. Купаться никто не спешит. Потому как любуемся, созерцаем и ёжимся.

— А давайте голяка?! — толкает Булкин идею в массы.

Массы идею поддерживают: сотрясая гениталии, с криками и воплями нарушают неприкосновенность пруда…

…он любил болтать своим болтом…

Подурачились и будя, пора вылезать.

Полночь.

— И шо, теперь одежду на мокрое тело одевать? — вопрошает Слон. Резонно.

Озадаченные, молчим.

— Надо обсохнуть, — предлагает Кабан.

Киваем — действительно, надо.

— А я хочу нырять!! — психически нездорово орёт Булкин и забегает по колено в воду. И ныряет. Повторяю: воды по колено — он ныряет. Раз ныряет — встревает черепом в песок, второй раз — стойка на ушах, третий… О, эта гремучая смесь: водка, а потом танцы.

Ну и ладно, хочется человеку уподобиться страусу? — и пусть уподобится! У нас демократия, в конце концов. И в Конституции тоже. Написано. Поэтому и флаг такой: вверху вроде небо, а снизу жёлтое всё.

Наклоняюсь за сигаретами и случайно мажу взглядом по ближайшему корпусу.

И офигеваю.

Половина тёмных окон усеяна — надеюсь! хотя издалека не разобрать — девичьими физиономиями. Пляж-то освещён двумя фонарями и отлично просматривается.

А мы тут, значит, дружно под Адама до грехопадения косим: нифига не прикрыто.

А они, стало быть, любуются. Прародительницы.

— Пацаны, обратите внимание.

Обращают. Все, кроме Булкина. Он по вкусу песка на мелководье выясняет: есть ли здесь нефть. В крайнем случае: когда была в последний раз? Это же важно…

— Мальчики, помашите девочкам ручками! — командует Юрик.

Разворачиваемся органами к окнам и машем. И ручками тоже.

Завтра домой.

* * *

Завтра домой.

Уезжаем мы завтра.

А нынче последняя ночь.

Вокруг все готовые, а я трезв, как змеевик самогонного аппарата: вроде и непосредственно, вроде и через меня, но — мимо капает. Рядом, а не хлебнуть. Скучно.