– Твой тренер здесь, – через плечо бросил ему отец, наливая себе кофе.
– Здравствуйте, сэр, – настороженно поприветствовал гостя Джимми, отступая на шаг.
– Мне надо поговорить с вами, Джон, – воспользовался паузой Бред.
– Конечно. Попробуйте этого джема. Знаете, я мог бы организовать для команды небольшое путешествие. Развалины затонувшего купола, прыжки с высоты, мы сейчас осваиваем новый маршрут для молодежи. Ваши ребята могли бы помочь нам протестировать его, если, конечно, родители будут не против, – Джон нарочно сбивал гостя с пути, навязывал свои темы, ритмы, интонации.
– Ну, я пошел. У меня сегодня нулевым математика. Надо отработать, – насмешливо подмигнув Бреду, Джимми подхватил рюкзак и вышел из дома.
Увидев отца в действии, он успокоился. Скорее, два купола сойдутся, нежели эти двое найдут общий язык.
– Вы что-то хотели сказать? – резко сменил тон разговора Джон, когда за сыном закрылась дверь. – Какие-то проблемы с поведением, тренировками? Можете быть откровенным. Я поговорю с сыном. Он в целом хороший парень, но у него был непростой год…
– Нет, все в порядке, – Бред сам не понял, почему свернул разговор с Джоном. – Я заехал, чтобы предупредить о выездной игре в следующие выходные. Джимми должен принести мне разрешение с подписью инспектора.
– Понимаю. Я позабочусь об этом.
Быстрый росчерк пера в запускной книжке. Вежливое прощание.
6
Бред произвел на Джона Стивенсона вполне приличное впечатление. Толковый тренер, заботящийся о своих подопечных, умеющий держать команду. Один только вид сына, как тот подобрался, увидев утреннего гостя, говорил о многом. Он – его отец – такой реакции не мог добиться до сих пор.
Такой человек не будет делать из мухи слона, но и не даст парням распоясаться. Как раз то, что было нужно Джимми, и, было похоже, что сын тренера уважал.
Джон завистливо вздохнул. Еще один человек, который значил для Джимми больше, чем он сам. Сынуля даже толком и не попрощался, бросил «я пошел», глядя на Бреда, и смылся.
Что же все-таки наговорила ему о муже Лили?
7
Джон давно порывался расспросить Джимми о матери, но боялся, трезво оценивая свой вклад как отца. Учитывая, что многие дети не помнят себя лет до пяти-шести, он мог надеяться на очень немногое: смутный образ, редкие совместные праздники. Он тогда много работал, больше, чем сейчас, редко появлялся дома, шел вперед, не давая себе остановиться. Он хотел обеспечить жену и сына всем тем, чего когда-то не было у него, а потом, достигнув потолка, растерялся.
Дальнейшее продвижение по карьерной лестнице ему не светило, для этого он был слишком стар. На смену приходили молодые, с новыми знаниями, новым опытом, новым взглядом на мир, да Джон никогда и не рвался в управленцы. Что же касается прежней работы, он перестал получать от нее удовольствие. Была необходимость зарабатывать деньги, и когда благодаря его трудолюбию и определенной удачи острая нужда отпала, а заработок стал рутинным долгом, почти автоматически исчез и смысл. Этого ему Лили простить не смогла, этого, да еще того, что ради той же самой необходимости и семьи она оставила карьеру, хотя он никогда не держал ее дома насильно. Это было их совместное решение, даже больше ее, чем его.
Когда сын пошел в школу, Джон даже уговаривал жену устроиться на работу, выйти в люди, развеяться, заняться чем-то, хотя бы в свое удовольствие, но Лили отнекивалась.
– Я слишком стара для того, чтобы начинать сначала, а подчиняться кому-то я не могу.
Но все же стала давать уроки музыки на дому. У нее был педагогический дар. И как она его использовала? Настроила сына против отца, а потом бросила Джимми одного в трущобах.
«Ты несправедлив, – возразил Джон сам себе. – И пытаешься сделать вывод, не разобравшись в обстоятельствах. Поговори с сыном, может быть все не совсем так, как ты полагаешь». Но он не хотел рисковать шатким равновесием, установившимся в доме. Природная осторожность, некогда побежденная отчаянием и тоской, снова взяла верх.