Читаем Лишний полностью

— Важно! Это, блядь, важно! Он приехал с девочкой! Ты не понимаешь, что ли?

— Нет!

— Он не с девушкой, блядь, приехал. Он приехал с девочкой. С несовершеннолетней, сука, девочкой! Которая тоже была чем-то накачана, — громко говорит Катя и одной рукой продолжает стучать по рулю машины.

— И что было дальше?

— Дальше они прошли в гостиную и упали на белый диван, где кинотеатр у Светы. Алекс взял пульт и погасил общий свет, оставил только полумрак, хотя его никто не просил об этом. Дай зажигалку!

Я прикуриваю Кате сигарету, которой она несколько раз глубоко затягивается, а потом продолжает:

— Его правда никто не просил выключать общий свет. Никто не просил…

— И? Что дальше было, когда он погасил свет?

— Он поставил концертную запись My Chemical Romance в Мехико.

— Да, он любил этот концерт и всегда говорил, что отдал бы все, чтобы оказаться там и увидеть, как из Джерарда Уэйя выходит душа. Хотя мне кажется, это все было показушно. Я про концерт, не про Алекса. Угу. Что было дальше? — Я закуриваю сигарету и приоткрываю окно.

— Он врубил его, на столе разложил много-много дорог под «Welcome The Black Parade» и начал их убивать, а потом мы все присоединились.

— А девочка что? — спрашиваю я, глядя на то, как Катя смотрит через лобовое куда-то вдаль. В сторону высоток с их огнями.

— Девочка…

— Да, что она-то там делала?

— Она лежала…

— Ебаный ад! Откуда он ее вообще взял?

— Мы не спросили.

— То есть вам всем было похуй, что вы долбите, а рядом лежит какая-то несовершеннолетняя девочка?

— Нам было просто хорошо, Андрей! Мы же там все были не в себе немного. Там не было тех, кто остался в стороне… и..

— И? Что дальше? Мне, блядь, сейчас пиздец как страшно, Кать! Я впервые слышу об этом.

— А ты с кем-то общался, что ли, из наc, когда свалил?! — Катя поворачивается ко мне и пристально смотрит.

— Нет.

— Алекс начал целовать ее… — У Кати дрожит голос, и она отворачивается, а я стряхиваю пепел мимо открытого окна.

— Вот же мудак!

— А потом он начал раздевать ее, рвать на ней одежду. Кажется, что это был кто-то другой. Как бы Алекс, но только снаружи. Внутри какой-то зверь был. Ну, или мне так казалось, потому что я тогда тоже много приняла.

— Зверь…

— А потом он положил ее на пол и…

— Что он сделал?!

Сигарета в руках Кати начинает дрожать с такой силой, что кажется, вот-вот — и упадет ей на платье.

— Он начал ее трахать!

— А вы что?!

— Мы стояли. Ну, кто-то сидел на диване. Ксюша вроде бы с парнем. Не помню точно. — Катя нервно затягивается сигаретой и выдувает дым под потолок.

— Это, блядь, просто ад, Кать! Это ебаный ад. И Алекс… ублюдок.

— Мы все там были. Не вини его одного, он наш друг.

— Наш друг ебал несовершеннолетнюю! Он наш друг? Наш?

— Его больше нет…

— А вы что стояли?

— Мы смотрели. Кто-то снимал на телефон еще.

— Почему никто его не остановил?

— Потому что, наверное, мы все были где-то немного не там. — Катя поворачивается в мою сторону, и я замечаю, что ее глаза становятся влажными. — Может, если бы ты не уехал…

— Что тогда бы было? Я бы его остановил?

— Нет. Что не было бы там никакой девочки.

— То есть ты хочешь сказать, что я, блядь, виноват? Класс, здорово придумала!

— Я не совсем это имела в виду…

— А что тогда?! Если бы я не уехал, я бы не позвал Алекса, он бы ко мне не поехал, а потом не вернулся бы обратно к вам с этой девочкой?

— Скорее, я говорю о стечении обстоятельств. Если глобально.

— Если глобально, вы смотрели, как ебут несовершеннолетнюю! Меня не вписывай в это дерьмо! — громко говорю я и делаю глубокую затяжку.

— Блядь, может, закончим и я тебя до дома подкину?

— Закончи сначала ту вечеринку.

— Она закончилась. Два года назад. Сука! — Катя бьет по рулю руками, и небольшой столбик пепла падает ей на платье. — Мы договорились, что про это никто и нигде не будет говорить. Никогда.

— Что было в конце? — тихо спрашиваю я.

— Девочка отключилась. Алекс продолжал ее ебать.

— Сука! — громко вскрикиваю и выбрасываю окурок в открытое окно.

— И только потом кто-то крикнул, что пора заканчивать. А Алекс только через минуту вышел из нее и лег рядом. Смотрел в потолок и смеялся. А потом начал подпевать: «I don’t love you like I did yesterday». А потом все как-то постепенно поняли, что произошло. Все, кроме Алекса.

— Пиздец. Пиздец!

— Да… мы как-то все в себя начали сразу приходить.

— А девочка?

— Девочка — нет. Она была по-прежнему в отключке.

— Ебать, — тихо говорю я, — что с ней?

— Кто-то начал трясти ее, кто-то побежал за водой. В итоге вызвали скорую. Приехали медики. Откачали ее. Увезли. Алекс закрылся в комнате. Мы слышали, как он с кем-то говорит по телефону, плачет, матерится. Вышел только утром. Сел в машину и уехал.

— Пиздец…

— Давай я доброшу тебя до дома, — тихо говорит Катя.

— Я сам доеду давай.

Но Катя жмет на газ и просит пристегнуть ремень, а я смотрю себе под ноги и слышу, как она начинает плакать, а потом включает дальний свет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза