– Молчишь! – гулкая пощёчина оставила на нежной коже след. – Крылов! – брызнул он слюной, и в кабинете возник командир. – В конуру его! Без еды и воды!
– Есть! – отчеканил Крылов и выволок его за шкирку из кабинета.
Конурой оказалась крохотная камера за решёткой. Таких в подвальном помещении здания было с десяток. Располагались они по обеим сторонам коридора. Воняло сыростью, плесенью, и чем-то ещё. Командир закрыл решетчатую дверь на ключ, с трудом помещавшийся в большой ладони, звякнул связкой, и зашагал к свету, насвистывая себе под нос. В животе гулко булькнуло. Лёха хлопнул по нему ладошкой.
– Прости, – чистосердечно отозвался он, снедаемый жгучим стыдом. – Мудак. Что тут скажешь, – повесил он нос.
– Доволен? – произнёс одноклассник, не мигая смотря на стену.
Тусклая лампочка качалась на верёвочке, освещая кусочек грязного пола. Наверху топали сапоги. Временами казалось, потолок вот-вот обвалится и придавит их, лишая полицаев радости издевательств. Чувство голода вернулось и с новой силой грызло его изнутри.
Тяжёлая дверь в подвал отворилась, полоса света позвонила видеть. Курбан обхватил ноги руками и спрятал лицо. Редеющая раньше времени макушка блестела от пота. Лёха заметил, что в помещении стало жарко. Он и сам покрылся испариной. Полицаи заталкивали в камеры новеньких. Краем глаза он успел рассмотреть троих: девушку и двух парней. Дубинка шмякнула по решетке его камеры, угодив по носу. В глазах на миг потемнело, нос пульсировал.
– Начинаем, ребятки! – объявил приземистый полицай, которого он видел вчера, когда стоял в очереди. – Сейчас будет жарко! – Он развернулся на каблуках, но на мгновение задержался у его камеры. – Где-то я тебя видел, жирдяй, – пробубнил он. Лёха запоминал квадратное лицо: подбородок и скулы покрывали рытвины – последствия прыщей, глаза на выкате, нос широкий у основания. – Неважно, – сплюнул он на пол и удалился. Дверь захлопнулась, снова погружая нарушителей в полутьму.
Нос перестал пульсировать. Выдохнув, Лёха опустился на скамью, но она оказалась горячее огня.
– Ай! – вскочил он, хватаясь за зад. Кто-то гулко заржал в камере рядом с Курбаном. – Что смешного?! Выйдем, я тебе покажу! – взревел он, нервы сдавали.
– Смотри пупок не надорви! – снова прыснул со смеху мужской голос с явно выраженным акцентом. Ему вторили смешки из других камер.
– Ах, так! – стало невыносимо жарко, пот градом струился по лицу, крупными каплями спускаясь с головы. Он схватился за прутья, и обжегся. Смех гулким эхом раскатился по помещению. Даже Курбан вытащил лицо и, кажется, улыбался.
– Не напрягайся, толстый! – прокричал ему мужчина с акцентом. – Силы побереги! Они будут нас жарить не один час!
– Зачем им это? – пропищал он, но незнакомец расслышал.
– Потому что им нужна информация, – серьёзно сказал он, топчась на месте. Лёха не видел лица, лишь размытый силуэт, совершавший движение. – Есть что поведать?
– Нет, – глухо ответил он, вытирая лицо краем рубахи.
– Держитесь ребята. Наши своих не бросают, – сказал он, а после добавил. – Если выкарабкаемся, возьмём тебя с собой, толстый.
– Меня Лёха зовут, – обиженно надулся он.
– Дра’ган, – понизил голос мужчина. – Береги силы, Алёша, – шипяще напутствовал он, и замолчал.