Лишних нет. По закону Джа (СИ)

— Ёбаная хуйня, эта жизнь, с-сука! Да как же заебало это всё без конца и края!

Он хотел сорвать медальон, потянул так, что цепь врезалась в шею, но не дожал и замер. «Это подарок». И он тут ни при чем, как и обиды на Намджуна, что транслируются на мелкого и делают его таким же монстром. Впервые на Юнги нападает неопределённость. Когда дельно помогаешь остальным, самому, как правило, не к кому пойти за советом или хотя бы за тем, чтобы выговориться как следует.

Прострация. В минутах ли, часах, в создании новой песни.

Еще одна горсточка для маленького косячка, растолочь, закатать, прикурить.

Обернувшись к доске памяти, Шуга затягивается и говорит:

— Великий Джа, я никогда не обращаюсь к тебе всуе, но в эти минуты тотального пиздеца, пожалуйста, дай мне сил. Даже если Вселенная срать хотела на мои ничтожные проблемы, я прошу, дай мне сил выбраться из дерьмовой ямы.

И с задавленным в пепельницу окурком раздаётся звонок.

Кто-то за порогом.

— Мэджик, ёпта, — повеселев, говорит Юнги.

========== 4. destruction ==========

Три ночи.

Дерьмо только начинается.

И всякий намёк на весёлость смывается с Юнги кисловатым металлическим запахом, запоздало озверевшим взглядом. Дрогнули колени, закололо сухожилия, в животе словно лопнули сдерживающие струнки.

Охотник не сбился с запаха и доводит жертву до исступления.

Запёкшаяся кровь, заляпанная футболка, заниженное урчание и недопустимое стягивание рук вокруг талии, медвежий захват. Дальше Юнги на автоматическом притяжении перекусывает вспухшими губами и обсасывает чужой язык, плохо соображая, какого ёбаного хера происходит, и за что он так держится, кто подкидывает его на бедра и тащит к стене, срывает рукой телефон с тумбы прихожей. Под грохот - стон, и это Шуга взывает к разуму, пока его пальцы лохматят спутавшиеся волосы. Здравый смысл рвётся, как и одежда.

Хотелось бы только поговорить, но этого не будет.

Он вернулся к нему, чтобы обойтись без лишних слов, вернулся потому, что тоже скучал, зачерствел под влиянием ненужных ласк и осточертевшей разлуки. Перебарщивает намеренно.

— Намджун… Пусти… Нет…! — Юнги колотит его по плечам.

Но душегуб безостановочно толкается жёстким стояком в пах и кусает в шею, морщится от боли, опухших синяков. Продолжение драки, голодные псы с такой лихвой не грызут до кости настолько, насколько им хочется изорвать друг друга. А потом Юнги растерял силы, не может сопротивляться. Как будто часть галлюцинации, сбой матрицы, потом он моргнёт, и реальность оставит его одного в комнате. Возможно, их никогда и не существовало по раздельности, и так заканчивается длительный кошмар. Путём пыток и истязаний.

Обрушение на паркетные доски, новая попытка вырваться, закричать. Новый удар, и у Юнги липкое на ладонях от задетых ран, в то время как ладони Намджуна настойчиво сдирают джинсы, а потом зажимают ему рот и давят худые ляжки. При всём желании Юнги из-под него не выберется. Он всё-таки возбужденно постанывает, но ничего не хочет, а Намджун - да и чересчур. И это придаёт ему силы, какой он не посмел применить чуть раньше.

Как мужик с мужиком.

Трахаться безмолвно и грубо, с разворотом на живот и лицом в пол, без резинки, по старому завету - так только с ним, с Юнги. Дальше смазать слюной проход и войти в него, заставив содрогнуться и вскрикнуть, вгрызшись в запястье. Изогнувшись, Шуга зажмурился и успел подумать, что если бы не действие каннабиса, он бы потерял сознание прямо сейчас, а так - рефлексы заторможены, напряжение снято, и он обещал себе не сдохнуть в пяти шагах от эдема.

Полосы и помехи мешают смотреть. Юнги волей-неволей хрипит, стонет, а Намджун скалывается о его бёдра и понимает, что сошёл с ума, и одержимость обретает черты, за которые он так долго боролся и не может получить.

Она не такая, не узкая, не горячая, даже не желанная ни разу. У нее не сахарная кожа, на ней невозможно оставить такие красно-синие следы и полумесяцы от укусов. Она никогда его не поймёт, не затронет и не заставит полюбить. Если бы Юнги никогда не было, с его кошачьей улыбкой, смешками, доводящими до мурашек, негасимыми принципами, было бы намного проще. Но он ни в коем случае не забывается и стопроцентно не сделает того впредь.

Скорее всего, не так Шуга представлял себе их первый после двух месяцев расставания секс, и даже примирительный. Намджун избивает его морально куда больше. Порванный анус или кашица на бёдрах после уже не кажутся настолько фатальными, как изнасилованная во все щели душа, отданная на хранение. Намджун попробовал зажать ему рот, но получил укушенные пальцы. У Юнги не стоит, от зудящей рвущей боли он топит зубы в венах на предплечье и держится.

…У ножки тумбы валяются три оторванные пуговицы. Юнги наверняка не пришьёт их обратно, когда поднимется. Молитвы обернулись чистым проклятьем. Открыв Намджуну дверь, Шуга рискнул неоправданно. В нём всего-то на секунды проснулась надежда, что неправильное будет исправлено, перечёркнутое возвращено, а пробелы заполнены.