Шипя и обрабатывая переносицу, Чонгук таки выдохнул неосторожное «блядь» и выбросил ватный тампон, наклеил пластырь и еще раз осмотрел припухлости. Спадут через пару дней, да и остальное затянется. Не мужик, что ли? Выдержит.
Он взглянул на молчащий телефон и посмотрел в свои глаза. Зеркало красноречиво ответило: «Ты на свете всех тупее, какого хуя ты полез», показавшись полным идиотом наравне с Намджуном, упав в глазах Юнги до уровня драчливой жертвы пубертата, не справляющейся с гормонами. Но если бы не встрял, они бы продолжили потасовку и неизвестно, чем бы она закончилась.
Чонгук осаживает себя и ругает в мыслях. Всё же не стоило, не по-взрослому, убого. Да и как теперь оправдаешься?
Ночь у Чонгука выдалась беспокойной настолько, что он плевал на порядки. Не удержал слов, которых не придумал, чтобы вылить целой вереницей. Это какое-то безумие: в шесть утра лохматым и побитым мчаться туда, а не на пары, бежать наперегонки с ветром, обходить программиста, кодирующего домофон, взлетать вверх по лестнице и отчаянно долго ковыряться в замочной скважине, словно в глиняной впадине.
Бардак не прибран, мало того, к нему и не притрагивались: следы кремового торта зачерствели, руины и засохшие бурые пятна пачкали полы. А в коридоре, прямо на входе… капли, которых не могло быть, они свежее. Выпучив глаза, Чонгук метнулся в спальню, не застал Юнги и забеспокоился всерьёз, позвал его и, не получив ответа, дал забег по квартире.
Дверь в ванную. Первое и отвратительное, что Чонгуку пришло на ум: хён перерезал себе вены, и сейчас будет такое зрелище, что его точно вырвет.
Но слава всем богам - нет, обошлось. Шуга без сознания, в отключке и в неестественной позе, как-то странно вывернут, точно упал. Но не то, как он сюда попал, не то, что случилось и почему хён полуголый и истерзанный, Чонгука не трогало настолько, насколько реальное положение вещей. Он осторожно вытянул старшего, придерживая за подмышки, и пощупал артерию. Выдохнул с облегчением, натирая пальцами пульс. Обвернул его в большое полотенце и вынес на диван, тут же отзвонился в Скорую и Чимину, на автомате и бездумно собрал в сумку вещи и предметы личной гигиены.
Потом, подойдя к нему, едва дышащему, он тщательнее осмотрел царапины, синяки, пристально изучил пятнышки, похожие на следы от пальцев. До него дошло почти сразу, еще до того, как он вообще сюда зашёл. Что-то случилось. Не могло не случиться. У таких, как Юнги тоже не может быть постоянно весело и прекрасно. Когда они говорили о том, что в жизни растамана нет места волнениям и встряскам, Чонгук как раз добавил, что такого не бывает, потому что раз на раз не приходится. И Юнги ему не верил, как далеко он теперь уехал на своей вере?
На каталке, прямо вон в ту машину Скорой помощи. Чонгук трясётся с ним рядом и держит за руку.
— Брат? — спрашивает медсестра.
— Друг, — с нажимом отвечает Чонгук.
Чувство катастрофическое. Мощнее любой злости, когда чёрт его разберёт, что испытываешь, помимо досады.
Чимин с Тэхёном сонные, одетые как попало, ёжатся, они напуганы неожиданным звонком, пытаются расспросить о чём-то, выяснить. Никому неясно, как этот ужас мог приключиться с Юнги, солнце над которым всегда светило высоко и ярко. Вчерашний праздник обернулся трагедией.
— Я жутко перепугался, когда ты позвонил, — тихо поделился Чимин. — А когда сказал, что вы в больнице, чуть кони не двинул.
— Так ты думаешь, что это Намджун…? — Тэхён подошёл со стаканчиками кофе.
— Уверен, — Чонгук греет ладони. — Больше некому.
— Он бы никому больше и не позволил, — заключил Чимин и прикрыл глаза. Горько признавать, что хорошие люди превращаются в кучу навоза. — Эта падла воспользовалась доверием.
— Крыша поехала, — возмутился Тэ. — У него нет оправданий, на него надо в суд подать!
Чуть позже из палаты вышел врач, проинструктировал о повреждениях, также порекомендовал обратиться в правоохранительные органы:
— Обычно с такой картиной к нам являются жертвы домашнего насилия. Если вы знаете, что произошло, а тем более, кто виноват – мой вам совет, не молчите. Попытайтесь убедить пациента в том, что это необходимо, поскольку он…
— Ни за что не согласится писать заявление, — закончил Чонгук сквозь зубы.
— Да, так происходит в большинстве случаев, — кивнул док. — В целом же, состояние Юнги стабильное положительное, серьёзных угроз здоровью не выявлено, но денька три мы его придержим, пусть побудет на наблюдении у проктолога.
Когда им разрешили войти в палату, Юнги предстал спящей крохой в белой распашонке, точно младенец в колыбели, удивительно безобидный и ангельски спокойный. Следы пережитого кошмара отражались красной скобой на губе, ссадиной на скуле, никто не мог увидеть синяков и кровоподтёков, усыпавших грудь и бёдра. На обезболивающих ему снились аспириновые ненормальные сны.
— Мы поедем к Юнги на квартиру, приберём там всё, — с тяжестью выдохнул Чимин, положив руку Чонгуку на плечо. — А ты присмотри за ним, ладно? Или тебе на учёбу?