— Это обязательно прямо сейчас? — забеспокоился младший.
— Обязательно. Мне нужно назначить лечение, предварительный осмотр был весьма поверхностным из-за того, что в момент поступления Юнги находился без сознания.
Поняв, что вмешательство неизбежно, Юнги с тяжелым выдохом сам принялся поднимать рубашку, и Чонгук, подпрыгнув, поспешил покинуть палату. То самое личное пространство, на которое рассчитывать он не имеет права.
========== 5. price list ==========
Понять, что Мин Юнги не требуется постоянный присмотр и уход всем удалось подозрительно быстро. Он предположил, что его довольно хорошо изучили, значит, в окружении действительно имеются настоящие друзья, каким не нужно пояснять на пальцах. Можно безбоязненно позволять им приходить на посиделки, забегать в секс-шоп (сидеть без дела Юнги не стал и вернулся на работу сразу же после выписки), а также продолжать впускать одного парня для выполнения прежних обязанностей.
Пожалуй, Шуга привык к нему, оценил то, что они не возвращаются к угнетающим разговорам, а особенно к обсуждению визита Намджуна, после которого из ванной часто слышится: «Су-ука!», и Чонгук знает, что хён пользуется заживляющей мазью с охлаждающим эффектом, еще он крайне осторожно пьёт обезболивающие, отворачиваясь и называя действо «приёмом конфетки». Возможно, он стыдится, но Чонгук не уверен. Скорее всего, у него развивается паранойя из-за банального беспокойства.
— Не знаешь, как вселенская боль может помещаться в одно маленькое очко? — хён осторожно укладывается на бок, и Чонгук пожимает плечами, стараясь избавиться от жалеющего вида. — Вот и я не знаю. Что там с ужином, Банни?
Гук рад сообщить, что много всего, подрывается, чтобы нести набор тарелок с приборами, а Юнги в последний момент хватает его за капюшон толстовки и наполовину съезжает с дивана.
— Стоять, малой!
Младший перестаёт тянуть и оборачивается, обхватывая хёна за локти. Тот осторожно избавляется от его рук, покрываясь мурашками: он и не заметил, когда кожа превратилась в оголённые провода, пропускающие ток изнутри, ему неприятны прикосновения.
— Ну, что? — злится Чонгук.
— Я похож на калеку?
— Нет.
— Вот именно. Поэтому мы идем есть на кухню. Хватит таскать сюда жрачку, ты ж пылесосить не успеваешь.
— Да мне несложно, — Чонгук упрямо помогает Юнги принять вертикальное положение. — Правда. Для меня в пределах нормы такие действия, как готовка, стирка, уборка… В этом же нет ничего необычного, каждый должен что-то да уметь, иначе как выживать вообще?
— До твоего появления я считал таких людей слегка припизднутыми, если честно, — поморщил нос Юнги. — Но раз тебе в радость, то и я не обижен. Я же не заставляю, в конце концов.
Он убеждает себя нарочно, что нет никаких волнующе веских причин, по которым Чонгук пребывает рядом. Определенно, не из жалости и не потому, что чего-то желает взамен. Шуга не зовёт его, даже сообщений не пишет, а малой тут как тут и обязательно поднимает настроение, которое выскребли и развеяли по ветру. Без него туго в эмоциональном плане, но сознаться вслух равноценно прыжку в тёмный овраг.
Всего лишь в один вечер они заговорили о случившемся, когда Чонгук попросил отрепетировать на отросших волосах хёна плетение расточки, для которой нашёл разноцветные бусинки.
— Он жестокий человек, — и еще разок расчесал вихор на чернявом затылке.
— Намджун-то? Нет. Он просто идиот и трусливая псина, — занервничал Юнги, ёрзая по дивану.
— Не дёргайся, я пряди поймать не могу.
— Не можешь – не надо… — и прикусил клыком губу.
Продолжать пытки Чонгук не стал, увлекся плетением забавной косички, напевая себе под нос. Юнги заметно успокоился и как раз к завершению расслабился настолько, что откинулся на грудь младшего, устроившись не хуже, чем в кресле. Только это «кресло» тёплое и одето в мягкий джемпер, под которым тает размеренное дыхание.
— Хён… — Чонгуку пришлось чуть раздвинуть ноги, чтобы Юнги поместился полностью.
Не отвечает. Оказывается, он задремал, умильно сопит, приоткрыв рот. На ресницах пылинки, на веках усталость. Чонгуку видны ключицы, стекающую по ним цепь и кругляшок подаренного медальона. Не выкинул, бережёт, как зеницу ока. Гордо носит потому, что штуковина и впрямь ценная. Или даритель молодец. Впрочем, мечтать не вредно, как не вредно и обнимать Юнги за плечи, вдыхая запах миндаля с макушки. Наверное, Чонгук надеется, что теперь сможет защитить его от всех бед. Теперь, когда хён ему доверяет.
***
Сдав смену и присвистывая, Шуга покинул магазин и, опустив плечи, выдвинулся в путь домой, отчего-то замедлил шаг, затылком чуя какой-то потусторонний холодок. Да, пешком ходить в одиночку за полночь отнюдь не комильфо. Свой транспорт обошелся бы безопаснее. Несмотря на то, что у Юнги есть права, кататься на отцовской машине он отказался: «Когда заработаю на собственного мустанга, тогда и покатаюсь». Вопрос чести семья Мин разрешила в два счёта - на нет и суда нет.