Лишних нет. По закону Джа (СИ)

Раннее утро. Перламутрово-розовый цвет на постельном, волнистые не расчесанные волосы разметались по подушке. Проснувшемуся Чонгуку захотелось романтики, мышцы на его вытянутой руке левее в кадре, а в центре композиции - сонный Юнги, скользящий ладонью по его затылку и осторожно отвечающий на поцелуй. То согревающее прикосновение зиждилось за пределами познанной реальности.

Кадр за несколько минут до секса и того уровня отдачи, когда сон продлевается на двоих и становится безболезненным. И Шуга продал бы душу дьяволу, чтобы вернуться туда прямо сейчас, испытать странное чувство целостности, когда Чонгук полностью в нём, и когда им не нужно никуда спешить, когда от мягкой россыпи поцелуев в шею Юнги чувствовал себя наполненным смыслом и немного ребёнком, которому пообещали полёты и претворили мечту в реальность.

Ещё. Ещё.

Бесстыжий шёпот, сглаженный силой рук толчок, меркнущий свет, плотность тела, испытанная на ощупь дрожащими пальцами, сползающими со вскипевшей спины. До того стоически переносящий славную колыбель близости, Шуга снисходит на сладковатые стоны-отрывки. Чонгук держится внутри, и какое удовольствие сжимать его, ощущать колючий пушок его лобковых волос, пытаться укрыть прикосновениями, поцелуями, дотянуть вместе с ним до конца и, заглянув в глаза, вознестись так высоко, как только может человек, влюблённый в само состояние любви, разделённой с другим.

…Утонув в несколько пошлом звуковом сопровождении на фоне, Юнги скоро отметил, что является его непосредственным автором. Он никогда не прикасается к себе просто так, не увлекается без весомых причин и не шалит без изюминки.

Он весь сжимается и дрожит, разгоняя кровь замедленными движениями и проживая то утро заново. Отдаленно, не то, лишь немного похожее.

Шуга смахнул с головки смазку и уронил тяжёлый взгляд на выдвинутый ящик тумбы. И то, что он, погасив свет, начал раздеваться, подсказало ему: без этого не получится. Его богу угодно увидеть степень отчаяния, белый шёлк кожи и холмы выступающих косточек.

Под рёбрами туда-сюда глухо проносится огненная колесница.

Он подготовил самокрутку и обложился необходимыми предметами, в строгом молчании выстраивая постижимый алгоритм. Никаких посторонних мыслей.

Наконец, Юнги опустился на кровать и легонько помассировал себе плечи, обрисовал ключицы и коснулся сосков. Зажал их меж пальцев и чуть покрутил, доводя до твёрдости. Выдохнул, чувствуя, как напрягаются мышцы. Придирчиво погладил живот и обратился к бёдрам. Чонгук тащится по их узости, худощавости и по точечкам-родинкам, змейкой бегущим по внутренней стороне слева. Шуга воспроизвёл ту манеру сводить невидимое по контурам и ахнул. Неожиданно хрипло. Так, что понравилось самому.

Затем он краснеет и трепетно тянет на себя клетчатую рубашку, пахнущую Чонгуком, который опознаётся телом, как тайный шифр, выводящий расколы мурашек. Юнги обхватывает член и мастурбирует, задыхаясь под надушенным воротником, извивается и шепчет имя, имя, много-много раз, словно заклинание тут же перешьёт реальность. Пальцы правой руки сползли ниже, двое скользнули вовнутрь. Вкупе - незабываемые ощущения, Шуга занимается растяжкой чувственно и неспешно, переключается на член и хватает воздух ртом.

Он делает невыносимую паузу и, сравнив ощущения, догадывается, что до идеала не доберется.

Следует вереница гладких шариков, цветных или не очень, немного жестковатых, но приятных. Юнги хочет их внутри. Начиная с самого маленького по самый большой. Ему кажется, он залипает на свои красивые руки, ювелирно корпящие над слиянием. Закусив язык, он рычит и вталкивает всю цепочку, оставляя на большом пальце верное колечко. Тягучая карамель собралась внизу живота. Дав кайфу проползти от макушки до пят, Юнги по памяти зацепил раскрытой ладонью отложенный дилдо и взял его в рот, остро ощущая мало объяснимую нехватку действий. Закрыв глаза, он сосёт его, смачно причмокивая и балуясь, и медленно тащит цепочку, пока, скуля, не выводит её всю и, облокотившись, почти теряет равновесие.

Голодный и очень-очень похотливый взгляд.

На ощупь Шуга подобрал похожий по размеру и диаметру вибратор, вслепую вымазал лубрикантом без отдушек. Юнги хотел пролить его аккуратнее, но все равно измазал пресс и постель. Поджав губу, он ввёл в себя силиконовое подобие и подался навстречу, выгибаясь и скручивая простынь в свитки, опускаясь до сучьего нытья. В глазах защипало, голова закружилась. Он не нарушал законов поступательных движений, щедро разрываясь на шумные вздохи, упал на спину и спрятался под рубашкой, продолжая замедленно трахать себя игрушкой. Слегка притомившись, он оставил её внутри и включил вибрацию, доверяя темноте, сизому дыму и красочному воображению.

Представить, что он затягивается и улетает, пока Чонгук размашисто толкается в него, проезжаясь пальцами по животу, он падает и нажимает Юнги на солнечное сплетение, где покоится медальон; их соединяет одна линия; представить его приоткрытый рот и услышать пробирающий до кости бас. Сжать его и приготовиться умереть.

Да-да, хорошо.

Хён.