Лисьими тропами (СИ)

— У меня появилась одна мысль, — объяснил Такеру. — Не волнуйся, я к тебе даже не прикоснусь.

— Что?

— Извини. Не надо показывать.

Да, знаю, Шину я ожог показала легко. Но то был Шин… да и я была в бреду, очарована шинигами.

— А что у тебя за теория?

— Моя бабушка живет в деревне, и когда я был маленьким, я гостил у нее каждое лето, — стал рассказывать Такеру. Похоже, и правда, все это время он напряженно размышлял. Надо же! — Так вот, я был непоседливым ребенком, все время убегал с друзьями на рисовые поля. А она меня бранила за то, что возвращаюсь поздно. И приговаривала: «Вот разозлишь ёкаев, отметят они тебя, а потом заберут с собой, когда им понадобишься».

Темные глаза Такеру встретились с моими, и я замерла. Что? Что?.. Что?..

Сердце стало биться в два раза чаще, несколько минут я переваривала полученную информацию, а потом наплевала на всё, стянула с себя свитер, оставшись в майке. Повернулась к Такеру спиной и спустила бретельку, демонстрируя ему ожог. Такеру чуть придвинулся, но, как и обещал, даже не попытался ко мне прикоснуться. Его взгляд изучал ожог скрупулёзно и очень внимательно. Я буквально ощущала, как он это делает. Ждала.

— Ты… позволишь? — Наконец спросил Такеру осторожно.

— Что именно? — Опасливо обернулась я.

— Перерисовать, — объяснил он.

— А. Да.

Кивнула ему на стол, мол, «там карандаш и листы». Такеру потянулся за ними, забрал, а потом взялся перерисовывать. Долго он это делал, а мое нетерпение заходило за рамки и границы предложенного. Так хотелось крикнуть «быстрее!», я терпела из последних сил.

— Всё, — наконец-то!

Натянула лямку, повернулась и примкнула к рисунку. Хм… какие-то обуглившиеся кусочки. Даже ожог ненормальный. Такеру взялся изучать его также тщательно, как обдумывал всё, что узнал прошлой ночью. Покрутил листок и так, и сяк, но я лично ничего в этой кляксе не увидела.

Но это я.

— Подожди-ка… — внезапно глаза Такеру загорелись.

— Что? Что ты видишь? — Вытаращилась на него я.

Он будто бы остался один, не услышал моего вопроса, взял еще один листок и снова перерисовал рисунок. Только в этот раз он не закрашивал, а обвел контур. Поднял лист, я уставилась на него вместе с Такеру. Он ждал. Я не понимала, чего именно.

— Ты ничего не видишь? — Не выдержав, спросил меня Такеру.

— Клякса. Или это, как пятна Роршаха? Нужно додумывать самой?

— Нет, приглядись: видишь в центре? Линии плавные, образуют будто мордочку.

— Чего? — Сморщилась я.

— А с краев… это хвосты… раз, два, три… семь, восемь, девять. Видишь?

— Нет, но к чему это ты?

— Я не знаю, была ли права бабушка, но… Риса, — Такеру заглянул мне в глаза, — похоже, на тебе метка кицунэ.

Глава 19

Пару секунд я смотрела на Такеру, он на меня в ответ. Повисла напряженная пауза, которую усложняло много факторов. Но основным все еще оставался инцидент в лесу. Я думала вот о чем: если этот кицунэ, как угодно, оставил метку… почему я, а не Нацуэ?

— Так, с этого места поподробнее, — попросила я Такеру.

Он вздохнул, будто до этого момента не знал, как реагировать, снова стал изучать мою метку, перерисованную дважды. Спорю, он очень хотел посмотреть на нее вживую, но зачем тогда перерисовывал?

— Я не слишком хорошо всё знаю… — признался он, но чуйка подсказывала мне, что это не совсем правда.

— Такеру, — позвала я, он снова принял отстраненный вид, притворившись, будто занимается изучением собственного рисунка. — Расскажи мне, это же важно.

Он подумал. Поджал губы, вздохнул. Потом коротко кивнул и понеслась.

— Бабушка рассказывала, что некоторые ёкаи пожирают души, — спокойно так о моей душе заговорил он. Ладно, он же не виноват в этом. Слушаем дальше. — Она рассказывала мне, что иногда ёкаи оставляют метку на людях. Та бывает незаметной, но проникает человеку под кожу, постепенно проникает и в него.

— И что происходит дальше? — Нервничала я.

— Как я уже говорил, она поглощает душу, — не отрываясь, смотрел на собственные рисунки Такеру.

— Ладно. Давай попроще: что будет со мной?

— Я не знаю, — честно ответил Такеру. — Я в ёкаев верил, как в сказки, а тут такое…

— Очевидно, бабушка у тебя знающая, — пыталась не сворачивать с пути я. — Что ещё она тебе говорила?

Такеру снова вздохнул, я видела, что он просто не хочет раскрывать мне все карты, поэтому и продолжала тянуть из него это клещами.

— Говорила… метка — это знак принадлежности, — нехотя признавался он. — Когда твою душу поглотит (он бегло с опаской глянул на меня), кицунэ призовет тебя.

— А дальше! Ну, Такеру! Я уже поняла, что все паршиво, но можно не тянуть кота за… говори!

— А дальше я не знаю. — Он наконец-то смотрел на меня. — Он заберет тебя, и ты будешь ему прислуживать.

Тут уж мой скептицизм взял верх.

— Прислуживать, — скривившись, я с сомнением вскинула бровь. — Такеру, прости, конечно, но на кой черт бессмертному ёкаю сдалась вообще я? Что? Некому лес подмести?

— Большего я не знаю, — раздраженно бросил Такеру. Потом, видимо, подумал и решил, что так-то не очень вежливо. Добавил уже тихо: — Знаю только, что в детстве боялся быть похищенным ёкаями. Бабушка говорила, что после этого не возвращаются домой.