Лисьими тропами (СИ)

Эта улыбка… я была готова любоваться на нее тысячи ночей. Ведь она освещала собой беспроглядную мглу. Когда же я успела в него так сильно влюбиться?

— Докажи, — потребовала не серьезно, улыбнулась.

— Мне раздеваться? — Игриво уточнил он.

— Приступай, — серьезно попросила я.

Шин и сам расхохотался, но не спешил, будто проверял, буду ли я дожимать. Медленно высвободила свои ладони, сложила руки на груди, вздохнула. Кивнула ему, мол, давай. Он улыбнулся хитростью, стянул с себя пиджак, за неимением места, куда его положить, протянул мне. Я вцепилась в его пиджак так, будто это был спасательный круг. Обняла его, прижала к себе. Почему, ну откуда взялось это дурацкое чувство, будто Шин ускользал от меня? Исчезал?

Зачем Такеру посеял во мне эти дурацкие мысли?

Но Шин не видел моей боли, моих сомнений, ведь я ему улыбалась, скрывая воронку темных мыслей за легкой улыбкой.

Мне всегда было с ним легко.

Он расстегнул рубашку, снял ее, повернулся ко мне спиной. Нервно сглотнула, изучая едва заметные порезы, будто когда-то пару недель назад он был ранен, но сейчас от этих порезов осталось одно воспоминание.

Меня что-то подтолкнуло, глупое, знаю, но я не сдержалась. Потянулась к нему, прикоснулась… он вздрогнул, напрягся, чуть повел головой в мою сторону, но не оборачивался. Будто… будто побоялся спугнуть. Как хотелось просто прижаться к нему и забыться. Где-нибудь за облаками у радужного водопада, просто раскачиваться на качелях, и не думать. Быть счастливой.

Но это мысли о том, что возможно когда-то случится. Всё, что у нас есть, это сейчас.

— Хм, — заключила я с серьезностью какого-нибудь эксперта в какой-нибудь области, — все еще не в порядке.

— Да ты шутишь, что ли? — Рассмеялся Шин, накинув рубашку себе на плечи. — У меня за одну ночь не осталось и следа от глубоких ран. А ты жалуешься?

— Конечно, — буркнула я почти обижено, Шин даже обернулся, глянув на меня с сомнением, а я покраснела, опустила глаза в пол и добавила: — Ты ведь не в порядке, как я могу за тебя не переживать?

Поскольку я не смотрела на него в этот миг, не знала, что и думать, ведь он замер, будто собираясь тянуться за пиджаком. Так-то он рубашку еще не застегнул…

А он вдруг взял, неожиданно приблизился и обнял меня. Мурашки побежали по коже, я задрожала, не зная, что делать. Хотела обнять его в ответ, но пиджак… кому нужен пиджак? Мне нужен. Мне так нужно хоть одно доказательства, что он останется…

Уткнулась ему в ключицу и успокоилась. Все внутри меня успокоилось. Потому что это был Шин…

А потом как-то слишком громко мимо прошли студенты, я вскинула голову, уставившись на Шина — он улыбался этакой блаженной улыбкой. Взглянул на меня счастьем в глазах.

— А нас точно никто не видит? — Уточнила я.

Он рассмеялся, погладил меня по волосам. Чувствовала себя мороженным под палящим солнцем. Таяла.

— Конечно, никто, — заверил он. — Видишь? Никто же не разбегается.

Теперь посмеялась я. Шин хохотал в ответ.

— Зря ты так. Меня теперь тоже боятся. Не как тебя. Хуже.

— Да ну? — Не поверил Шин.

— Хочешь, докажу?

— Как? Набросишься на случайного студента?

— Как ты догадался?

Мы снова смеялись.

— От такого любой испугается, поверь мне, — продолжал успокаивать меня Шин. — И не надо примазываться. Я здесь один шинигами.

— А кто я?

— Ты? — Его брови вздрогнули в удивлении. — Ты…

— Вот именно, я! — Закивала. — Ведь я меняюсь, так ведь? Значит, уже не человек. Но еще не рабыня кицунэ. Тогда кто?

— Лиса, — улыбнулся Шин.

— Так, хорошо, на моем языке это и правда означает «лиса», но действительно ли ты это имел в виду?

— Конечно, — надулся важностью Шин, и мы снова хохотали. — Что? Серьезно? Тебя зовут «лиса»?

— Лиза, — поправила. — Хотя к Лисе я привыкла больше, чем к Рисе. Первое время после переезда, когда меня кто-нибудь звал, я думала, кто-то очень голоден и зовет себе тарелку «риса».

Объяснила Шину каламбур смешения языков, и он посмеялся.

— Ты точно не тарелка с рисом, — покачал головой он, сделав словно вывод.

— Ох, спасибо, — поблагодарила я его почти серьезно.

Мы снова улыбались, а Шин продолжал держать меня в своих объятиях.

— Может… рамен?

— Соблазнительно. Но у меня еще пары после обеда. Да и к тому же: разве нам не пора уже тренировать меня?

— Вечером, — кивнул Шин.

Несмотря на мой энтузиазм, я все же снова прокрутила в своей голове собственную истерику, случившуюся у меня на прошлом занятии. Шин это заметил, посерьезнел и ждал, когда я поделюсь с ним своими волнениями. Приятно.

— Шин, по поводу Нацуэ, — я заглянула ему в глаза, чтобы не упустить ни одной эмоции. — Скажи мне: почему она все время ускользает? Почему я не бегаю, сломя голову и не пытаюсь ее найти?

— Мы ищем ее, — заверил Шин, — но это, правда, дается труднее, чем привычный поиск. По какой-то причине всё, что было связано с ней, стерто с лица земли. За редким исключением. Это магия, а магия забирает всё, даже остатки.

— Хочешь сказать, какое бы волшебство не забрало Нацуэ, оно продолжает уничтожать последние следы? — Перепугалась я.