Так она решила, стоя под холодным потоком, то ли надеясь, то ли опасаясь, что расписная рука сдвинет тонкую створку и привычным движением по-хозяйски обхватит ее сзади. Тогда она бы не выдержала: развернулась и уткнулась носом в собачий череп на широкой груди, и отбросила бы ко всем чертям каждое из твердых убеждений, включая те, что диктуют, где чье место; прижалась бы так близко, как только могла, и больше никогда не отпустила, жертвуя всеми принципами, ведь он стоил куда больше. Но ничего из этого на случилось, и, поняв, что околела окончательно, девушка выключила воду и включила голову. И впервые за недолгую жизнь возненавидела спорый ход шестеренок — единственное решение пришло слишком быстро, не давая ни шанса на продолжение танцев.
Наскоро собравшись, покосилась на неубранную постель. Казалось, стоит закрыть глаза, как комната вновь наполнится глубокими вздохами и утробным рыком, что сводит с ума и лишает остатков контроля. За дни, проведенные в их доме, они почти не выбирались из кровати, словно чувствовали, что время на исходе, и пытались заполнить каждую минуту друг другом.
Осознание накрыло быстро: захлестнуло удушливой волной, лишило воздуха и вернуло в реальность. Ту, в которой совершенно точно настал ненавистный апрель. Подхватив ключи от байка, тяжелый рюкзак и шлем, Сара бросила печальный взгляд на их дом и громко хлопнула дверью. Портить ни в чем не повинную дубовую створку было стыдно, но иначе не вышло.
«Конкордия», словно подстраиваясь под настроение первокурсницы, встречала неприветливо и холодно — ни шумных атлетов на лужайке, не хихикающих девчонок на лавочках: колледж будто и не заметил, что пришла весна. И студентка была ему за это благодарна.
— Просрочено на двенадцать дней. Чем оправдаетесь, мисс? — библиотекарь сурово посмотрела поверх толстых очков, но, признав в девушке хорошо знакомую отличницу, о февральском несчастье которой все еще судачил кампус, смягчилась. — Как ваше здоровье, Сара?
— Спасибо, все в порядке, — виновато потупилась О’Нил, протягивая карточку. — За книги простите, во время переезда все коробки спутались, не смогла найти сразу. Такого больше не повторится. — Говорила чистую правду, потому что брать отсюда литературу больше не собиралась. Никогда.
— Переехала? — внимательно занося в базу данные, отозвалась пожилая дама. — Неужто наши общежития стали настолько плохи?
— Они замечательные, и мне было жаль съезжать, но таковы обстоятельства, — пробормотала студентка, забирая документы. — Спасибо, миссис Ди, всего доброго!
— До встречи, Сара, — улыбнулась библиотекарь, не догадываясь, что возвращаться О’Нил не планирует.
Стоя на парковке, первокурсница глубоко затягивалась и крутила в пальцах сигарету, оглядывая территорию колледжа: вот край того самого парка, где она встретила незнакомца в вишневом дыму; вот тот самый газон, на котором получила мячом по затылку и приглашение в «Подземный мир», а в придачу роковой дневник и бессонную ночь в участке; прямо под ногами — место 13С, негласно застолбленное за черным «Вулканом».
— Нужно было поступать на Аляску, О’Нил, — усмехнулась себе под нос студентка, втаптывая окурок в асфальт.
Горькие мысли так бы и кружили в голове беспокойным роем, но отвлек звонок.
— Лазанья отменяется, — коротко и сухо бросил Мёрфи и уже было хотел отключиться, но не выдержал. Никогда не выдерживал. — А когда я вернусь, мы поговорим о таких вещах, как доверие и честность. Я не знаток, но ходят слухи, что в отношениях так принято.
Услышав короткие обвиняющие гудки, Сара вздохнула и подняла усталые глаза к небу.
«Твою мать»
— Я все еще жду план, — мрачно цедит парень, ведя ее темными путаными коридорами под клубом. — И надеюсь, что ты поделишься им в ближайшее время, например, сейчас{?}[Пару недель назад минус день-другой
].
— Почему сейчас? — рассеянно бросает девушка, не сводя взгляда с плитки под ногами.
Они плутают странными лабиринтами минут пятнадцать, не меньше, и в голове у первокурсницы звенит один единственный вопрос — насколько широко раскинулись эти подземелья. Думать о теряющем терпение и остатки самообладания Мёрфи она не может — если не выдержит и расколется, он лично дважды ее придушит: сначала за слабоумие, а после — за нарушенное обещание не скрытничать.
— Потому что сейчас мы еще можем остановиться. Я увезу тебя подальше из этого чертового города и спрячу, — парень хочет добавить что-то еще, но осекается и только сжимает ее руку. — А вот вытащить тебя оттуда будет уже сложнее. Черт, принцесса, и как ты только смогла меня уговорить на это?
Последний вопрос риторический — как именно уговаривала О’Нил, прекрасно знали оба: безотказный способ, включающий в себя озорной взгляд, приспущенную бретельку и неуловимый шепот в ухо. К утру вымотанный и абсолютно ничего не соображающий Мёрфи устало махнул рукой и дал слово отпустить ее в клетку с тигром в обмен на пару часов сна. Перед тем как отключиться окончательно, зарывшись в растрепанные волосы, сонно пошутил, что в следующий раз будет ночевать на коврике в коридоре.