Лисица и Цербер (СИ)

Мёрфи показалось, что на него вылили ушат ледяной воды и он неосознанно дернулся. Недовольно цокнул языком и отвернулся, подражая девушке: внимательно осмотрел свод, незаметную лепнину по краям, пересчитал пылинки, застывшие в теплых апрельских лучах. На свет вылезла одна из худших привычек О’Нил — резко и без предупреждений призывать реальность.

— Если все получится, то боги вернутся на Олимп. Что же еще? Но… — покосившись на студентку, выделил каждое слово для убедительности. — Еще ни разу не получалось. Что бы там не нёс Ньюман.

Девушка кивнула самой себе, не проронив ни слова. Изучала кончики пальцев и тянула за несуществующие ниточки наволочек и простыней. Сара из его головы задумчиво бродила по краю пьедестала, крутила светлый локон и раздраженно пинала ногой несуществующие камушки, но звук от них разлетался по черепной коробке, отсчитывая секунды — пять, четыре, три…

— Эй, принцесса, — не выдержав, лёг поближе и накрыл ее своей рукой. — Это же хорошая новость, разве нет?

Девушка поморщилась, словно он предлагал ей вступить в группу поддержки, а не убеждал в том самом спокойном будущем, что скрывалось за одной большой неудачей. Аккуратно высвободившись из объятий, свесила ноги с кровати и, собрав волосы в пучок, встала. Два, один, ноль.

— Мир людей — для людей, Мёрфи, — замерев в дверном проеме, обернулась она. Голубые глаза были полны горького холода. Взрыв.

В ванной зашумела вода, но он осознавал, что сегодня традиция совместного душа будет нарушена. Потому что рушилось всё. Медленно окинув взглядом комнату, парень, наконец, догадался, почему Сара так упорно тянула с разбором вещей: отличница чувствовала, что вряд ли задержится здесь надолго — жить в их доме без него она не собиралась, а другого будущего не видела.

Вторя ей, Мёрфи встал с постели, чертыхнулся, увидев на экране телефона шесть пропущенных и десяток сообщений от Ньюмана, и потер пальцами виски. Медленно подойдя к двери в ванную, долго дышал в выбеленное дерево, представляя ее, стоящую под теплыми струями. Больше всего хотелось войти и обнять так крепко, чтобы у нее не было шанса даже вдохнуть, не то что говорить. Но холодный взгляд, что она бросила напоследок, был куда красноречивее любых слов. Парень сжал кулаки и, быстро одевшись, выскользнул из спальни.

По пути к выходу не удержался и, подражая Саре из головы, пнул один из так и не распакованных коробов. Отлетев к стене, тот перевернулся и явил потрепанные учебники и тетрадки, судя по датам на обложках, относящиеся к балтиморской эпохе. Парень присел на корточки и пробежался глазами по корешкам: «Справочник высшей математики», «Структура реальности», «Фейнмановские лекции по физике»: названия, совершенно не подходившие студентке исторического факультета. Но десятки пометок на полях, открывшихся под удивленный вздох, не оставляли сомнений — в каждой сноске ее легкая рука. Проведя пятерней по затылку, он поднялся и медленно покинул квартиру. Даже после того, что он узнал в Сентфоре, О’Нил продолжала оставаться закрытой книгой, и это уже не интриговало.

На языке вновь вертелся десяток вопросов, но чутье подсказывало, что сейчас для них время неподходящее. Потому что подходящее уже вышло. Развеялось в вишневом дыму, которым они наполняли легкие и мир вокруг, будто хотели спрятаться в густом тумане от неумолимой реальности с неизменными «когда» и «что дальше».

Там, на легких светлых простынях в россыпи мягких подушек, он слышал каждую ее мысль, ощущал каждый вдох, как свой. Здесь, в окружении безымянных коробок, которые скрывали еще бог знает какие секреты, осознавал, что пары недель совместных завтраков и ванн явно недостаточно для того, чтобы хотя бы начать понимать ход неумолимых шестеренок в вечно непокрытой голове. И это чертовски пугало.

Наконец, замок входной двери щелкнул, и через пару мгновений под окнами зарычал двигатель. Обдав тихую 163-ю улицу раздраженным выхлопом, черный байк рванул в сторону красного сигнала. Если бы он верил в молитвы, непременно бы вознес руки, прося лишь об одном — чтобы все это оказалось неудачной первоапрельской шуткой. Но первое апреля уже прошло, а небеса были пусты.

Сара вышла из ванной, отжимая волосы полотенцем, и рассеянно оглядела комнату: Мёрфи уехал, забрав с собой остатки хорошего настроения. Щелкнув зажигалкой, задумчиво посмотрела в окно: мир медленно просыпался, даря уставшим за серую зиму горожанам долгожданное тепло. Голые деревья постепенно обрастали бедными зелеными перышками, а легкий свежий ветер беззаботно кружил обрывки старых газет. Нью-Йорк оживал и ускорял время, подгоняя весну. Наблюдая за мегаполисом, девушка понимала, что начинает ненавидеть этот месяц. Потому для нее он станет последним.