Листая Свет и Тени

Начинаю присматриваться. Медленно проступают контуры белого потолка с многочисленными строчками люминесцентных ламп, белого кафеля стен с приборами и шкафами, людей, облаченных в белое, явно не ангелов, так как лица родные, земные. Поверх белых простыней лежат бледные, тонкие, костлявые руки – похоже, мои.

Появляется заведующий отделением, осматривает меня, участливо и даже ласково подбадривает: «Сейчас покапаем, и все будет хорошо».

Я с мольбой: «Только глюкозу. Есть пока тоже не буду – у меня сегодня последний день очищения».

А он безропотно: «Пожалуйста, не волнуйтесь, так и будет».

Голова уже работает четко, а тело словно придавлено многотонной плитой. Сил нет.

Что же случилось? Я ведь только что была ответственной дежурной. Сама оформляла больных в реанимационный блок. Теперь – пациентка… Доигралась.

В последний месяц затеяла грандиозное очищение, видимо, хотела прожить 150 лет. Шейпинг – каждый день, адсорбенты, система питания по Пятибрату. Состояние легкости позволяло мне порхать. Я все успевала, даже дежурила регулярно. На шейпинге периодически проводилось обследование: вес, толщина кожных складок, высчитывался баланс белков, жиров, углеводов. Вердикт – идеальное соотношение. Кругом зеркала, а в них отражается идеальная конструкция, больше похожая на забор: ключицы торчат, ребра, как стиральная доска, впалые глаза и щеки. Правда, глаза лучатся жаждой жизни и изливают на окружающих любовь. Я счастлива. С окружающими безоблачные отношения и любимый рядом.

Когда же я переступила грань между реальностью и нереальностью? Ведь старалась контролировать каждый шаг, свои ощущения и изменения. Чувство удовлетворения не покидало ни на минуту. Оказывается, уже пребывала в иллюзии, а мозги этого не подтверждали. Уверенность в четком отражении реальности серым веществом рухнула.

Тишина. Я одна в большой комнате. В руках книга. Перед глазами разворачивается жизнь Ван Гога. Времени теперь много – читаю взахлеб. Вот его реальность не очень занимала. Жил в своем иллюзорном мире и творил, хотя ни одной картины не продано при жизни. Эта судьба заворожила меня и поглотила полностью. Трагичность событий вызывает душевную боль. Ловлю себя на мысли, что завидую его таланту и упорству. Если бы я могла построить свою жизнь иначе, то чистота тела не стала бы главной целью моих трудов.

Хатха-йога

Стою я в «березке» и рассматриваю все пространство вверх ногами. Пол стал потолком, и из него свисают вниз диваны и этажерки.

А как же коврики держатся и не падают?

Зато пол, который «потолок», ровный, свободный – хоть бегай, хоть пляши. Занавески приобрели такую устойчивость, что струятся фалдами к «потолку».

Может быть, я муха? Эти насекомые, когда ползают по потолку, тоже все наблюдают в перевернутом виде.

Витаю я так в новом пространстве, даже забылась, пока звон какой-то не появился в голове, которая, видимо, «ноги».

Что бы это значило?

Роза

Тлен касается всего земного. Никому и ничему его не избежать. Рождаемся, развиваемся и умираем. Но у одних это получается красиво, а у других ужасающе.

Ржа коснулась тела, бросила на землю…

Это всего лишь консервная банка, брошенная беспечно туристами на солнечной веселой поляне. Еще живы у нее воспоминания о наполнявшей ее ароматной тушенке, да и о самой себе изящной, плоской, сверкающей, с яркой наклейкой на боку. Как нахваливали ее содержимое, смачно причмокивая, аппетитно уплетая, а она гордилась, что доставила такое удовольствие людям.

Ощущение полета еще более укрепило чувство своей значимости, но когда приземлилась в кустах, поняла, что, видимо никому не нужна. Вся внутренняя пустота и остатки пищи протестовали против такого исхода.

– Почему так бесславно? Я не хочу!

Когда был пережит первый шок, начала рассуждать: «Еще не все потеряно. Я еще, пожалуй, пригожусь».

Радовалась суетливым муравьям, которые добирали последние остатки пищи: «Пожалуйста! Мне не жалко».

Дождь до краев наполнил ее прозрачной, как слеза, водой. «Налетай! Подходи! Напейся!» – кричала она пролетающим и пробегающим мимо и ликовала, когда утоляла жажду лесного зверья и птах.

Но жаркое лето не баловало дождями, поэтому последняя капля воды высохла. Опять ее заполнила пустая звенящая безысходность. Утренняя роса увлажняла ненадолго ее серебристую поверхность, но дно уже затуманилось ржавой шероховатостью.

И вдруг в один прекрасный день распустилась ржа буроватой розой, которая, конечно, не имела аромата настоящей розы, но была так же величественна. Лепестки ее, раскрываясь, поднимались над поверхностью, отражаясь в еще зеркальных, гладких стенках. Банка вновь наполнилась содержанием, любовалась своей новой сущностью и лелеяла ее. Роза распускалась все новыми лепестками, но теперь не отражалась, так как стенки банки потускнели, стали шероховатыми и морщинистыми. Она уже заполняла весь объем – банка отдавала себя ей всю без остатка, не сожалея.

По следам…