Листая Свет и Тени

– Да что я?! – говорю, – с властью и многие наши столпы культуры вовсю милуются, проворней любого клерка прогнутся. Смотреть тошно.

А сам уже осмелел, освоился – думаю, да чего я перед ним оправдываюсь?! Ну поэт, ну великий… Власть-то у нас все равно выше.

– Так ведь, – говорю с ухмылочкой, – и вы им, получается, служите. Вот недавно на митинге сам лидер ваши стихи с чувством декламировал…

– Правда, что ли?! – воскликнул он. А самому, вижу, нравится, что его так в верхах до сих пор ценят.

– Вы-то еще, – говорю, – легко отделались. А Гоголю вашему любимому прямо на памятнике начертали – «От советского правительства». Даже несистемного Высоцкого к себе примазали, государственную премию после смерти дали – хорошо хоть доверенным лицом на выборах не оформили…

– А ты, я гляжу, язва…

– Да вы, – продолжал я в запале, – в общем-то, и сами власти подыгрывали – не так, конечно, мощно, как ваш недруг Маяковский, но тоже старались – оды коммунарам писали, за комсомолом, задрав штаны, бежать порывались…

– Скорее уж за комсомолками, – усмехнулся Есенин.

– Председателя совнаркома Ульянова-Ленина солнцем называли, капитаном земли, – не унимался я. – Так сейчас, пожалуй, только в Северной Корее да в Туркмении пишут… Вы это как, искренне или все же из прагматических соображений?

– Да я же им и в самом деле поначалу верил, горел, – с обидой сказал он.

– Ну а когда разуверились – появилась «Страна негодяев»…

Есенин мрачно кивнул.

– Одно заглавие чего стоит! – сказал я. – Такого по хлесткости во всей русской литературе, пожалуй, не сыскать – разве что «Мертвые души».

– Не устарело заглавие-то? – спрашивает меня игриво.

– Да что вы, наоборот! – купился я. – Негодяи у нас, как говаривал капитан земли, всерьез и надолго. Кстати, – заметил я, – жулики и воры – это ведь тоже ваше, если помните… Очень популярное у нас теперь словосочетание, стало даже своего рода брендом ведущей партии. – Есенин по-детски захохотал. – Хотя, надо признать, на такое название вполне тянут и другие – и партии, и организации, и корпорации…

Я хотел ему еще много чего рассказать и про современных жуликов и воров, и про нынешних комиссаров с чекистами, но вдруг заметил, что он уже не слушает меня, уносясь в какие-то свои, милые ему, дали… Видно, за свою краткую неистовую жизнь

он столько насмотрелся на всю эту черную шатию, что больше невмоготу…

– Сергей Александрович, – попросил я его на прощание, – а вы не могли бы мне автограф свой дать, но только обязательно прямо на этой грамоте… – И, вспомнив про его взрезанные вены, быстро достал ручку. – Знаете, – чтобы так, вперечерк.

Он понятливо кивнул и размашисто расписался.

Возвращение к нелюбимой

Вернулся к женщине, которую не люблю.

И вот думаю, пытаюсь понять – почему? Что меня на это сподвигло?

Нет ведь, по сути, ничего, что связывало бы нас: ни общих детей, ни общего добра, ни общих мыслей, чувств…

Чужие и разные во всем.

Одиночество? – эка для меня невидаль! А то с ней не был я одинок! Неизвестно еще где этого пугала больше – когда один с Интернетом или с кем-то в компашке.

Привычка? – ну, может быть. Как привыкают к глупостям, пошлостям, непониманию…

Так что же тогда?

А вот как представлю себе, что и этот (явно не лучший, кусок моей жизни отойдет с ней безвозвратно в прошлое… И никогда, никогда уже не приду я к ней, и она не будет задавать мне дурацких вопросов, раздражать меня своим кухонным умишком, присылать мне свои стихи с сердечками, трещать о своем сыночке… И становится страшно.

Слишком много потерь понесла уже душа, – чтобы вот так самому учинять еще одну, казалось бы, и вполне сносимую.

Самому – обрывать, вырывать из себя пусть даже и нелюбимое.

Своей волей творить это страшное «никогда», подыгрывая уходящему времени. А потом вспоминать и квохтать, как, в общем-то, хорошо мне с ней было. Ну да, в прошлом все становится хорошо, особенно с женщинами. И никто, как они, не заставят так жалеть об этом прошлом.

Нет, не по силам мне все эти уходы, разрывы – не мастер я по этой части. Коли распорядилась так игрунья-судьба, буду по-солдатски и дальше свое отслуживать.

И боюсь, повстречай я даже другую – и тогда не решусь разорвать с ней: до последнего буду врать, изворачиваться… Пока, видно, не разорвет она.

Пусть и без любви, без охоты, – но лишь бы продолжалось.

А может, не такая уж она и нелюбимая?

Рукопожатие идиота

Лицом он – вылитый идиот. Да и мозгами наверняка не вышел. Трудится при нашем буфете, важно именуемом бонус-баром, что-то постоянно туда-сюда таскает – воду, продукты, тару… Вечно на бегу. Глянет на меня иногда настороженно – не обижу ли? – и дальше несется в своей синей спецовке…

А мы, которые умные, ходим тут прямо косяками, – столько нас! Обсуждаем какие-то никому не нужные проекты, треплемся об отпусках, развлекухе, что-то постоянно жуем, пьем…