И здесь случилось то, что и должно было произойти, – волк встал и пошел к Пашке. Подойдя почти вплотную, зверь посмотрел Пашке в глаза, или ему показалось, что зверь посмотрел ему в глаза? Только Пашка вдруг увидел глубоко не волчьи, а чисто собачьи глаза, они смотрели на него как-то сочувственно, как будто понимали, что творится сейчас и что может произойти.
– Помо… помоги… – шепнул Пашка ему в глаза.
Пашка не знал, как волк мог ему помочь, но был согласен, чтобы его сейчас просто, как щенка, взяли за холку и вытащили на крепкий лед, он был согласен, чтобы волк схватил его за руку и откусил эту руку, но лишь бы вытащил его на крепкий лед… он был согласен на все, на все, но что мог сделать волк?..
Рыжий подошел к ружью, понюхал его и мотнул мордой, потом как-то очень осторожно, как, к примеру, хищник в цирке берет пищу изо рта дрессировщика, так же осторожно взял своими страшными зубами приклад, раздался хруст дерева…
– Да, да, – шептал Пашка бессознательно, – я понял, я понял…
Он ухватился за ремень оружия, благо что к нему и тянуться не надо было. Волк поднял ружье легко, словно оно ничего и не весило, поднял зубами оружие, из которого его только что хотели убить, и… стал пятиться назад. Пашке резануло в мозгу – это последний шанс! Он бросил держаться за лед и обеими руками, негнущимися пальцами схватился за ремень ружья. Если волк сейчас выпустит приклад из своих зубов, его сразу утянет под лед, если волк случайно выпустит приклад из своих зубов, его сразу затянет под лед, если… если, если…
Рыжий пошел назад. Шел вначале легко, вытянув Пашку почти по пояс, потом видно было, что лапы его заскользили, в лед вонзились волчьи когти, зверь хрипнул дыханием, мотнул мордой и резко рванулся назад, пятясь от смертельной ловушки. Пашка не мог двигаться, он даже не мог ничем помочь этому зверю, одно его движение, беспомощное движение, и все может рухнуть в секунду. Пашка смотрел зверю в глаза, зверь смотрел на него, как понимая, что еще не до конца вытащил человека на свободу. Наконец ноги Пашки вышли из озера и он просто лег на ледяную поверхность. Он лежал на животе, голову повернул набок, двигаться не мог, дышать не мог, тело жгло холодом, но Пашка холод не чувствовал, он лежал и смотрел на зверя, в руках был ремень от заряженного ружья… Волк осторожно положил заряженное картечью ружье на лед. Между ними было… метр… метр, не больше. Сейчас хищник мог в две секунды зарезать человека. Пашка смотрел ему в глаза и опять увидел, что и волк смотрел ему в глаза…
– Ты все же не совсем волк, – прошептал он.
Рыжий постоял так еще секунду, повернулся и все так же осторожно, «труся», побежал прочь с озера в южную сторону, миновал там перелесок из березок и ушел куда-то в лесотундру.
Пашка испуганно, с тяжелым страхом пополз вначале на животе к месту, где были трещины на поверхности, когда увидел, что лед здесь прочный, устало поднялся и, шатаясь, волоча ружье по снегу за собой, через силу добрался до своей машины. Дома ничего не сказал. Только показал приклад ружья, прокусанный волком, и сказал:
– Это Рыжий… з-зубами, да?..
Потом был обморок. Потом воспаление легких. А Рыжего больше никто не видел. Может, в стаю ушел или новую стаю нашел?
Александр Ларин
г. Москва
Александр Ларин родился и живет в Москве. Окончил МГУ, по образованию журналист. В течение нескольких лет работал в качестве корреспондента в странах Западной Европы. Автор сборников рассказов и эссе. В настоящее время работает в одном из российских информационных агентств.
© Ларин А., 2015
От кесаря к Богу
Открылось, что я ни во что не верю.
Застукали прямо на пропускном пункте, когда я шел на работу. Оказывается, поставили там какой-то новый аппаратик – против экстремистов, – и он тут же, подлюга, запикал. Формулировка «Не верит в радостные перспективы».
Вскоре, естественно, вызывают меня на допрос – к заму по охране стабильности. Захожу – мужик еще молодой, по-комсомольски бодрый, такой уж не разуверится… На столе – мое личное дело красуется. Спрашивает, полистывая: «Как же вы так, без надежды на будущее живете?»
– А что, – говорю, – это уже тоже под статью уголовную подпадает?
– Ну, зачем же так сразу! Пока хотел только кое-что уточнить, предупредить… С чего у вас такой пессимизм мрачный? Жалованье хорошее получаете, живете в элитном районе, на горных лыжах в Австрии катаетесь, – а в наше будущее светлое не верите. Так ведь?
Я хмуро кивнул.
– Власть не нравится?
– Мне вообще мало кто нравится, а уж тем более – во власти.
– Ишь вы, какой строгий!.. Ну а в Бога-то верите? – спрашивает вдруг в упор.
Я: «А при чем тут это? Это вопрос сугубо личный».
Он: «Да я так, по-дружески…»
– Ну, если так, могу доложить: я в этом вопросе еще не определился.
– Пора бы, пора, – говорит. – Ну хотя бы крещеный?
– Увы, – отвечаю. – Не пришлось.
– Это плохо, – покачал он головой. – Совсем плохо. Я ведь это к чему: ну, не верите вы власти, кесарю – так поворачивайтесь к Богу, ищите там истину, раз никаких других надежд нету…