…В расщелине, местами такой узкой, что спускаться по ней приходилось, упираясь руками и ногами в две противоположные стены, нам встретилась группа догонов, поднимавшихся из нижней деревни в верхнюю; все они шли с мечами в руках. Несколько раньше, когда мы выбрались на край уступа, в нижней деревне забили тамтамы, и потом ответная дробь донеслась с разных концов обрыва: нас заметили, и первый, кто заметил, передал сигнал о нашем появлении в соседние деревни… Теперь, когда мы спустились по расщелине к середине уступа и увидели в V-образном створе ущелья прилепившиеся к скалам домики деревушки, вновь ударил тамтам, и вновь ответная дробь известила, что сигнал принят: за нами внимательно следили.
В непосредственной близости от домов нижней деревни Сонх росла гигантская сейба — дерево, на наше счастье, не сбрасывающее листву на сухой сезон, — и в тени ее Доло Огобара предложил отдохнуть. Справа от нас находилась теперь деревня Сонх, за околицей которой догонки готовили к севу семена просо и фоньо, а прямо перед нами, нависая всей своей громадой, вздымался уступ, испещренный, как оспинами, нишами выветривания. В нижней части уступа виднелись прилепленные к вертикальной стене какие-то глиняные строения, похожие на ласточкины гнезда.
— Дворец огона, — сказал Долб Огобара.
Огон недавно умер, и дворец сейчас пустует. Но в мае, после первого дождя и праздника в честь столь радостного события, деревня выберет нового огона. Он поднимется во дворец один, без семьи, и останется там до смерти; по обычаю, огон навсегда покидает деревню и семью, и отношения с ним поддерживает лишь помощник, каждый день приходящий к нему за распоряжениями.
Власть огона велика, приказы его выполняются неукоснительно. В частности, огон единолично ведает всеми земельными ресурсами деревни и распределяет не слишком обширные угодья между родами.
Выше дворца огона, над выступающим пластом песчаника, мы заметили темные отверстия-камеры, некоторые из которых были почти целиком замазаны глиной или скрыты невысокими глиняными сооружениями.
— Кладбище, — сказал нам Долб Огобара. — По обычаю, догонов обязательно хоронят на уступе.
«В нишах выветривания, — мысленно добавил я, — в естественных склепах».
После ружейного залпа, оповещающего всех жителей уступа о смерти, покойника укладывают на деревянные носилки, привязывают к ним, и четыре человека под непрерывную дробь тамтамов с помощью веревок втаскивают носилки на кладбище; покойника кладут прямо на каменный пол, рядом с другими телами: мужчин — в одной пещере, женщин — в другой, детей — в третьей; кладут и вход в склеп закладывают камнями и замазывают глиной, но непременно оставляют отверстие, достаточное для того, чтобы дух покойного мог беспрепятственно общаться с внешним миром, и прежде всего со своими потомками; у догонов, как и у большинства африканских племен, чрезвычайно развит культ предков, и в трудную минуту дух предка просто необходим: без совета с духом нельзя принять ответственное решение.
После смерти устраиваются танцы — догоны знают только погребальные танцы, к участию в которых женщины не допускаются.
Рассказав это, Долб Огобара добавил, что догоны охотно показывают свои танцы, и если мы хотим, то они покажут их и нам.
Похороны огона или, точнее, поминки по нем не кончаются так быстро и порой растягиваются чуть ли не на год. По обычаю, новый огон выделяет сыну умершего огона специальный земельный участок. Сын покойного собственноручно обрабатывает его, собирает урожай и в конце сезона дождей устраивает для всех жителей деревни поминки. Коль скоро огоном становится старейший, поминки на Бандиагаре — событие нередкое.
И дворец огона, и особенно кладбище — места чрезвычайно почитаемые у догонов. И все-таки мы дерзнули спросить, нельзя ли посетить дворец?
Долб Огобара задумался и думал долго.
— Да, мсье, — ответил он наконец.
Спускаясь вниз по ущелью, я то и дело разыскивал глазами узкую ленту шоссейной дороги, петлявшей по саванне: почему-то я решил, что машины приедут по ней за нами, и карабкаться в адскую жару в обратном направлении не придется. К тому времени, когда Долб Огобара согласился показать дворец вождя, я уже знал, что надеждам моим не суждено сбыться: верхняя и нижняя дороги не сообщались между собой.