Листья лофиры

Карабкаясь вверх, к дворцу, я по наивности надеялся, что спускаться нам не придется: издали казалось, что от дворца можно пройти к ущелью, не теряя высоты. Увы, к дворцу вела одна-единственная тропка, та самая, по которой мы поднялись. Долб Огобара снова взял курс на тенистую сейбу. Кроме догона с калебасом свежей воды, нас ждал там молодой человек в коротких штанах и белой майке-безрукавке… Только позднее, в случайном разговоре, — а молодой человек сопровождал нас всю обратную дорогу, — мы узнали, что он… фельдшер, вызванный Долб Огобара. Первый в истории догонов фельдшер, между прочим; он получил образование в Бамако. У фельдшера не было никаких медикаментов и немногим — случись что-нибудь — он сумел бы помочь, но разве не трогательно было само по себе его присутствие?..

Вода доставлялась нам бесперебойно: распоряжение Долб Огобара, переданное из нижней деревни с помощью тамтама, выполнялось догонами Санги с удивительной пунктуальностью. Мы еще отдыхали в тени сейбы, а догоны уже принесли сверху бутылки с фруктовой водой, взятые из наших машин, — жажда к тому времени стала весьма и весьма ощутимой, и вода пришлась кстати… Рубашки наши теперь не просыхали: все новые и новые водоносы с калебасами догоняли нас… Солнце уже клонилось к западу, тени удлинились, и Долб Огобара вновь шел так, чтобы мы могли отдышаться в тени.

В глубокой нише, уже в верхней части ущелья, нас догнал догон из нижней деревни; он отдал нам воду, улыбнулся в ответ на «мерси» и легко и непринужденно заскользил вниз по скалам. И тотчас наверху появился новый водонос — молодой мускулистый парень в плиссированной юбке до колен — и с такой же легкостью и непринужденностью, держа огромный колебас на голове, побежал по ущелью в нашу сторону. Я смотрел то на удаляющуюся фигуру, то на бегущего к нам атлета и думал, что никогда в моей памяти никакая бандиагаринская или прочая экзотика не заслонит воспоминаний о прекрасном проявлении человечности со стороны обитателей уступа, человечности, так неожиданно озарившей наше пребывание в «стране камней»… Простота, разговор, как с равным, — вот единственное, что могло расположить и расположило Долб Огобара в нашу пользу, создало атмосферу доверия и взаимопонимания, и ответная реакция последовала сама собой, раскрыв нам самих догонов с наилучшей стороны.

Потом мы проделали еще немалый путь. Мы побывали в пещерах, ранее служивших догонам жилищем, — об этом свидетельствовала битая глиняная посуда. Прошли мимо главного фетиша Санги — храма, подобного древнеславянскому капищу; размерами храм не выделялся среди прочих домов, но над входом в него возвышалось зубчатое сооружение, а стены были расписаны белыми узорами, среди которых мы обнаружили изображения черепах, петухов, крокодилов, коз, символические фигурки человечков… Мы прошли мимо кладбища, находившегося, так сказать, не на месте, не на уступе, и Доло Огобара объяснил нам, что здесь хоронили в голодные годы, когда нет сил втаскивать покойников на уступ… Все эти детали, небезынтересные сами по себе, уже ничего не могли добавить к тому основному ощущению, которое я вынес после целого дня лазания по скалам в обществе ранее неведомых мне людей — догонов.

У туннеля нас ждали несколько человек из группы и одна машина; вторая ушла в деревню Энжеле, к каменному зданию, служившему в Санге чем-то вроде отеля. Несмотря на всемерное уплотнение, в машину мы не вместились, и я решил остаться и подождать, пока за мной вернутся.

Джип укатил, а я вошел в туннель и сел в сторонке среди догонов, стараясь никому не мешать. Вскоре к присутствию моему привыкли и на меня перестали обращать внимание. Я сидел, смотрел, думал… Обстановка была своеобразной. В туннеле собралось много народу, ноне было ни одной женщины. Мужчины спали или просто лежали на каменном полу, лениво переговаривались, играли с детьми, а низкие своды пещеры, полумрак придавали всему своеобразную окраску, невольно возвращая к бесконечно далекому, прошлому человека… Разве не так отдыхали тогда люди в знойные часы?.. И разве не так плели тогда циновки, опрыскивая изо рта сухие стебли водой, как делает это сейчас пожилой догон с бритой головой, занявший центральное место в пещере? Он сидит, широко раскинув ноги, и пальцы его ловко переплетают жесткую траву… И разве не так крутили нитку из пряжи первые ткачи, как делает это полуголый, сморщенный, но еще с крепкой мускулатурой старик, примостившийся на обломке скалы? Все приспособления его — большой палец ноги, к которому привязана нитка, и шпулька из палки!.. И разве не так же внимательно следили тогда за искусством старших, как следит сейчас юноша, забравшийся под самый потолок пещеры и растянувшийся там на камнях?..

Древность?..