Лиственница

Нас дом пустой отпустит восвояси,
Весна назначит влажные прогулки.
По улицам, оттаявшим и гулким,
По воздуху, и дальше – без препятствий.
По темноте, до света, вдоль деревьев,
Когда, стараясь, тени не касаться,
Мы ни за что не станем разбираться
В тревоге юной и в надежде древней.
Когда в пределах зыблемого храма
Мы, не сказав бессмысленного слова,
Лишь разобьём чугунную основу —
Стыда щемящего и шёпотного срама.
И так могло бы долго продолжаться —
До петухов, и до Страстной, и дале…
Когда бы мы не ведали, не знали,
Что нам за всё придётся расквитаться.
Что нам за всё придётся расплатиться
Всей кровью красной и всей кровью синей.
Так гибнет цвет, лишённый чётких линий.
И вот поэтому нам должно возвращаться…

III

Мы ночью вылетим в окошко,
при этом чуть не поперхнувшись
от радости и возбужденья;
а у меня к тому же уши
засветятся, как две редиски.
«Эй Вы, оденьтесь потеплее!» —
нам снизу закричит прохожий,
гуляющий зачем-то ночью
и проявляющий заботу,
не там, не к тем, и не по делу…
пусть попадает под трамвай.
А мы уже летим над Нилом,
как мандельштамовские пчёлки,
И говорим бог весть о чём…

IV

Я никогда не смогу больше обманывать, или говорить неправду.
Тем более не сумею вылепить из пластилина спелую грушу.
Уверен, что никогда не отыщу Китайскую стену в славном городе Красномосковске.
Помню только, что летом сюда приезжал чилийский писатель Хосе Доноссо.
Лето давно кончилось, а новое ещё не наступило.
У Пети Новогиреева в саду чернеют шикарные липы.
Ах, Москва, ты и впрямь замечательный город!
По всей земле идёт перекличка
твоих трамвайных звоночков.

V

Я знаю, где растёт крапива!
И мы отправимся в поход
По улице такой счастливой,
А может быть, наоборот.
За поворотом сразу речка,
И лес, и облако, и луг.
Сплошь пастернаковские свечки
И мандельштамовский испуг.
Сплошь запахов столпотворенье
И птиц бесценный пересвист,
Как будто всё пришло в движенье,
А небо чуточку косит.
Своим чудесным белым платьем
Ты привлекаешь мошкару.
И нет чудеснее занятья,
Чем злить прохладою жару.
Что ж, восстановим ход событий,
Пока не разыгралась тьма,
Пока не в силах позабыть я
Игру и шалости ума.
Пока я не нашёл Жар-птицы
То злополучное перо,
Что дуракам счастливым снится,
И от которого светло.
Пока папашу-графомана
И графомана-сорванца
Ждёт земляничная поляна,
Не открываясь до конца.

VI