Лиственница

Три фотографии были сделаны в августе 1964 года 80-летним поэтом, Павлом Григорьевичем Антокольским, на даче Нагибина, в Красной Пахре; третий молодой человек на снимках – поэт Егор (больше о нем ничего не знаю). Как фотографии ко мне попали и когда – не знаю и не помню. Отвяжитесь.

2-я встреча (соль минор)

1966 год, МГУ, мехмат, общежитие на Ленгорах. Несколько раз звонил, встречался с Беллой. Приводил к ней своих друзей. Ходил на ее публичные чтения. Никакого особо близкого контакта, доброго знакомства не было, не получилось, зато возникла некая безразличная, ни к чему не обязывающая симпатия.

Вышла «Моя родословная», или поэма была напечатана в «Юности», не помню, но отсюда появилось и моё маленькое знание: 10 апреля – её день.

10 апреля, утро, звонок (мой): поздравляю, желаю, наверное, гости, шикарный ресторан, говорю – не говорю, думаю – не думаю, что говорю, то и думаю.

– Керим, вы хотите зайти?

– Да, конечно, когда?

– Приходите сейчас.

Лечу (это я уже о себе, без прямой речи, вообще без речи, почему мы так слепы в молодости, три рубля, цветы в мерзком целлофане).

Да какие там лекции, пошёл ты знаешь куда!

И уже палец не потный, который давит на звонок, и писательский дом осунулся, и квартира полна грустным пустым светом.

– Проходите, Керим. А мы тут чай пьём с тортом, присаживайтесь.

За столом, кроме Беллы и ею очередной пожилой, доброжелательной приживалки, в первый раз за столько лет – Юрий Маркович. Жмёт руку:

– Здравствуйте, Керим.

Глаза; что глаза? – печальные, тяжёлые глаза мужика, который понимает, что – конец. А что тут еще скажешь. Но какой же я был (был?) тогда му… прости господи. Хорошо, хоть молчал.

И вот в такой праздничной атмосфере безудержной печали Белла начала читать стихи. Как она читала, наверное, никогда ни до, ни после… Она читала «Елабугу», «Итог тридцатилетия», она не останавливалась, мы начали пить водку, Белла прочла «Озноб». Мы говорили обо всем: о современной живописи, о Елабуге, о том, как невозможно больше жить в этой стране… мы говорили – говорили Белла и Юрий Маркович, он – молча.

– Да ты всё это придумал.

– Э-эх, ну вас всех, идите вы все знаете куда…

«Никто не знал, как мука велика, за дверью…» (БА)

3-я встреча ( – )

Третьей встречи я описывать не стану; она плохо говорит обо мне, и вообще неприятно. Имею же я право не только врать на этих страничках, но и кое o чём умалчивать. Однако встречаться с Беллой после этой встречи я перестал. Наверное, зря, да чего уж теперь… Она же, Белла Ахатовна Ахмадулина, меня, наверное, тоже продолжала как-то воспринимать – окраиной зрения, на окраине души? Уже в поздних 70-х мы случайно встретились в Доме кино. Поздоровались, Белла обрадовалась лицом, думаю, искренне, и начала расспрашивать, что да как. Подошёл муж, Борис Мессерер, она, представив нас и обозвав меня «мальчиком из Перми», сказала ему заговорщическим тоном: «А Керим все знает про кино». Ниже объясню, почему кино. Любопытно, откуда она что знала. БМ ко мне никакого интереса не проявил, я к нему тоже.

А кино – вот почему. После окончания Университета я математикой особенно не занимался, хотя и защитился, работая в Черноголовке. В той же Черноголовке (где прожил 10 лет до 1981 года) организовал с двумя друзьями киноклуб «Калейдоскоп». Недавно узнал случайно, что «народ» меня не забыл (горжусь). Участие в киноклубе было для меня естественным продолжением моей любви к кино; был воспитан на «Рокко и его братьях» (этот фильм я впервые посмотрел ребёнком в Перми, в дальнейшем смотрел его в оригинале, на двух, доступных в советском прокате фильмах Феллини: «Дорога» и «Ночи Кабирии»; не обошлось и без «Земляничной поляны», ну и, конечно, Вайды; если же перейти к своим, отечественным, то это и Параджанов, Иоселиани, Кира Муратова, Авербах, и замечательное грузинское кино. Хорошо, а почему ни слова об Андрее Тарковском, который приезжал к нам с запретным тогда «Андреем Рублёвым», и которого, пару лет спустя, я сам привозил на заседание киноклуба с мучительным и прекрасным фильмом «Зеркало?» Отдельная история. С возрастом стал тяготеть к Бюнюэлю, Годару и старым американцам; русскому кино 20-х годов. Кино люблю по-прежнему, но меньше.

В 1981 году я женился и уехал, но не в Израиль и не в США, а случайно в Швейцарию, где и проживаю по сей день: в начале жил в Берне – 17 лет, затем переехал в Цюрих. Мальчик стал стариком, но не хочет с этим мириться.