Листвянка

— Ну как резать такого? — жалостливо произнёс он. — Хоть плачь.

Он вынес верёвку и стал опутывать бычка: один конец привязал за рога, другой через спину пропустил между ног, сделал какую-то ловкую петлю, натянул, дёрнул, и бедное животное молча повалилось на бок.

— Ловко, — одобрил Пашка.

— А чего валандаться? — отозвался Степаныч. — Это я у казахов высмотрел. Быстро и удобно.

Он притянул нижнюю заднюю ногу к передней, связал их вместе, сунул бычку два пальца в ноздри, приподнял голову и быстро перерезал горло.

— Посуду подставь.

— Я бы не стал пальцы в сопливый нос совать, — брезгливо поморщился Пашка, подставляя под кровь таз. — Уж лучше в задницу, там всё равно навоз.

Степаныч расхохотался:

— Да? А я думал, наоборот.

Через час туша была полностью разделана, шкура висела на заборе, куски мяса болтались на крючьях под навесом. Часть этого добра Степаныч будет коптить, остальное заморозит.

— Внучка должна вот-вот подъехать, — сказал он, утирая руки, — студентка. Год ещё учиться.

— Кем будет?

— Учителем. К нам зову, в деревню. Ребятишек у нас полно, аж на целый класс наберётся.

Он саркастически улыбнулся.

Из дома вышла хозяйка, Дарья Петровна.

— Заходите уже, готово всё.

…Сидели долго.

Хозяйка умела делать самогон. Это был тот самый, который для себя. Настоянный на ягоде, зелёный змий по цвету напоминал коньяк, лишь слегка отдавая вкусом самогона. Закусывая свежениной, Пашка слушал хозяина и поглядывал в окно.

На дворе уже давно бело, конец декабря был снежным, но ветра сильного не было. Зимняя дорога до райцентра иногда заносилась, но силами местного лесхоза расчищалась и поддерживалась в рабочем состоянии. Два раза в неделю ходила почта, райповская машина с продуктами, да рейсовый паз гонял туда и обратно. Иногда лесовоз тяжело пыхтел соляркой, перегоняя кубометры леса.

— Дед, гостью принимай, внучка приехала, — донёсся из сеней радостно-спешный бабкин голос.

— Как? — живо отозвался Степаныч. — Уже здесь? Отворилась дверь. Пашка обернулся и увидел девушку в светлом клетчатом пальто и белой вязаной шапочке.

— Здравствуйте, — улыбнулась она.

— Ну, здравствуй, здравствуй, — обнял её Степаныч. — Надолго?

— На выходные. До Нового года ещё неделя, надо успеть вернуться.

— Ну, проходи к столу.

Она сняла пальто.

— А это вот Пашка, знакомься.

— Полина, — вновь улыбнулась она.

— Паша.

— Садись, садись, — засуетился хозяин. — Дарья, иди посиди с нами.

Хозяйка тоже присела к столу.

Было видно, что старики очень рады приезду внучки. Они не сводили с неё глаз, всецело были заняты разговором и, казалось, не замечали Пашку. Полина едва успевала поворачиваться и отвечать на вопросы, которые сыпались на неё с двух сторон.

— Да подожди ты, дед, — сердилась Дарья Петровна, — пусть поест.

— Пусть, пусть, — соглашался подвыпивший хозяин и тут же задавал новый вопрос.

Пашка улыбался, наблюдая эту умильную сцену, и разглядывал Полину.

Тёмно-каштановые волнистые волосы были прихвачены в косичку, которая свисала почти вертикально, пряди чуть напущены на уши, внизу едва заметно отсвечивали капельками две серьги. Карие глаза мерцали теплотой, из глубины их весело струился живой огонёк.

Пашка поднялся.

— Пойду я.

Он вышел из-за стола.

— Хоть наелся? — участливо спросила хозяйка. Пашка кивнул и стал одеваться.

— Ну, спасибо тебе, Паша, — пожал руку Степаныч. — Вдвоём мы вон как быстро управились. Если что, заходи. Мать! — крикнул он. — Ты приготовила чего надо?

— Приготовила. Чего спрашиваешь-то?

— Тогда всё в порядке.

Хозяйка что-то заворачивала и клала в мешок.

— Вот, Паша, возьми. Здесь мясо и бутылочка тебе. Пашка благодарно улыбнулся и приподнял мешок — килограмм пять будет, подхватил его на плечо и потопал к себе.

На другой день, плотно пообедав, он решил сходить в деревенскую библиотеку.

К чести признать, на такое малочисленное местное население приходилось более восьми высоких и длинных книжных стеллажей, на которых стройными рядами располагалось большое количество художественной, технической и периодической литературы. Каждый раздел был указан по интересам и в алфавитном порядке. Отдельно лежали подшивки газет.

В основном это были произведения советских и близких по духу к ним зарубежных писателей на военно-патриотическую и революционную тематику, где описывался путь становления самого справедливого в мире государства, о беспощадной борьбе между красными и белыми, бедными и богатыми, угнетённых и угнетателей во всех союзных республиках, социалистическом лагере и «загнивающем» Западе.

Была также литература наших дореволюционных классиков: Н. Гоголь, Л. Толстой, Ф. Достоевский стояли на самом видном месте. Однако, кроме Пушкина, Лермонтова и тоненькой книжечки В. Маяковского, никакой поэзии более не было.

Пашка брал обычно книги на историческую и географическую темы, любил перечитывать приключения в изложении Жюля Верна и Джека Лондона. Здесь они были доступны свободно, и, наверное, мало кто их читал, так как внешне находились они в превосходном состоянии, не потрёпаны и не помяты. У себя на родине он заранее записывался на этих авторов, и ждать приходилось не одну неделю.