Прохожие липнут мухами к клейкимВитринам, где митинг ботинок,И не надоест подъездным лейкамВыцеживать зевак в воздух густой, как цинк.Недоразумения, как параллели, сошлись и разбухли,Чахотка в нервах подергивающихся проводов,И я сам не понимаю: у небоскребов изо рта ли, из уха лиТянутся шероховатые почерки дымных клубков.Вспенье трамваев из-за угла отвратительней,Чем написанная на ремингтоне любовная записка,А беременная женщина на площади живот пронзительныйВываливает в неуклюжие руки толпящегося писка.Кинематографы окровянили свои беззубые пастиИ глотают дверями и окнами зазевавшихся всех,А я вяжу чулок моего неконченного счастья,Бездумно на рельсы трамвая сев.
1913
«Восклицательные знаки тополей обезлистели на строке бульвара…»
Восклицательные знаки тополей обезлистели на строке бульвара,Флаги заплясали с ветерком.И под глазом у этой проститутки старой,Наверное, демон задел лиловым крылом.Из кофейни Грека, как из огненного барабана,Вылетает дробь смешка и как арфа платья извив;И шепот признанья, как струпья с засохшей раны,Слетает с болячки любви.И в эту пепельницу доогневших окурковУпал я сегодня увязнуть в гул,Потому что город, что-то пробуркав,Небрежным пальцем меня, как пепел, стряхнул.С лицом чьих-то взглядов мокрых,Истертым, как старый, гладкий пятак,Гляжу, как зубами фонарей ласкает кинематографИ длинным рельсом площадь завязывает башмак.И в шершавой ночи неприлично-влажнойОгромная луна, как яйцо…И десяткой чей-то бумажникЗаставил покраснеть проститутчье лицо.Если луч луны только шприц разврата глухого,Введенный прямо в душу кому-то, –Я, глядящий, как зима надела на кусты чехлыбелые снова, Словно пальцы, ломаю минуты!..