Лита

– А что, это когда-то было игрой? – спросила Си из-за его спины.

И они в ответ промолчали.

– Мия застряла в междумирье, – снова сказал Севруджи. Голос был очень проникновенным. – Пятнадцатилетняя девочка, Настя. Вот как твоя дочь.

«Мне уже шестнадцать», – подумала Лита, но промолчала, а Севруджи продолжал, и каждое его слово будто вырывало ее из этой земли, из этой жизни, обрезало нити, связывающие с Альтидой и всем, что было дорого здесь.

– Добрая, умная, очень талантливая. Однажды мы ее уже бросили. Арс бросил. За это холмы избрали его своим хранителем.

– Ты мне угрожаешь? – сказала мама таким голосом, что Лита легко представила ее на троне рядом с отцом.

– Я прошу о помощи! Взываю к твоему доброму сердцу!

– Эта девочка тоже пряха? – перебила его Лита, и тогда он впервые посмотрел на нее.

Слово неприятно напоминало Лите сурового бога, в которого верили черные жрицы. Но она, Тимирилис Литари Артемис Флон Аскера, не хотела больше держать в руках нити ничьих жизней. Не хотела решать, идти ли человеку на войну или спрятаться от врага, умирать или жить. Теперь и навсегда она хочет отвечать только за себя. Лицо старухи в плаще с золотой пряжкой в форме веретена всплыло перед глазами. А потом, как сквозь толщу воды, она услышала слова Севруджи:

– Она погибнет там. Ей всего пятнадцать. Она сильная, но ничего не знает.

И, будто преодолевая огромный сильный ветер, Лита сказала:

– Я пойду.

Первое: мамины пальцы чуть не вывихнули ей плечо.

Второе: «Что я такое несу? Я даже не знаю, куда идти, кого спасать, и с чего я взяла, что моя помощь им вообще нужна? Я не хочу никуда идти, я хочу к Лангуру!»

Севруджи смотрел озадаченно, но Си – Лита почувствовала – выдохнула с облегчением. Может, все дело в ней. Может, это в ее лице Лита прочитала отчаянье из-за какой-то там Мии, застрявшей неизвестно где. Может, ледяные ночи, проведенные под одним одеялом, чтобы не замерзнуть насмерть в храме среди непонятных черных жриц, значат больше, чем многие и многие слова. Она видела, как Си что-то шепчет на ухо Севруджи, как светлеет его лицо.

– У тебя правда есть книга истин? Ты пряха? Настя, а ты собиралась мне вообще сказать?

– Я тебе ничего не должна, – отрезала мама. – У тебя свой мир, а у меня – свой.

– И ты неплохо тут устроилась.

Лите показалось, что мама его ударила, хотя она даже пальцем не пошевелила. Севруджи, наверное, тоже так показалось, потому что он вздрогнул, потер щеку, и она заалела, как от пощечины.

– Ты никуда с ним не пойдешь, – сказала мама и отошла к окну.

– Мам.

– Нет.

Лита подошла к ней, взяла за руку.

– Ты сама сказала, что я пряха.

– Да, и ты нужна здесь! Ты нужна Альтиде, своей земле! И своему человеку.

– Еще ты сказала, что я должна научиться прясть по-другому.

– Но не в междумирье же сразу бросаться, Лита!

– Я пока не очень понимаю, о чем вы тут говорите, но ведь если мы не поможем, та девочка погибнет, да? Я только не знаю, смогу ли помочь именно я, но если ты мне расскажешь, как это сделать…

– Ах, Лита! – мама прижала ее к себе. – Если бы это можно было рассказать, если бы этому можно было научить! Но ты, конечно, сможешь, ты гораздо сильнее и мужественнее меня. – Она поцеловала ее в висок. – Я так соскучилась по тебе, и вот – ты снова бежишь куда-то! И туда нельзя будет взять этого твоего человека, там ты будешь одна.

– Мы поможем, – пискнула от двери Си, но мама отмахнулась.

– Я вернусь, – пообещала Лита. – Ну правда. Я должна. Меня ждет Лангур, и нам надо быть вместе. Мама, ты можешь сходить в ущелье, найти его и все объяснить?

Мама посмотрела на Севруджи и сказала сквозь слезы:

– Ненавижу тебя, Алехин.

– Поаккуратнее со словами, Настя.

Он сказал это так серьезно, что Лите стало не по себе. А потом она поцеловала маму и шагнула за порог.

Разговор во внутреннем дворике.

Дворец Первого совета, месяц росанбис

Косул Ашица. Ну?

Некто. Я сделал это, косул Ашица.

Косул Ашица. И?

Некто. Я не посмел обернуться, я не знаю, попал ли.

Косул Ашица. Ты хочешь сказать, что сам не знаешь, сделал или нет работу, которую тебе поручили?

Некто. Да, косул Ашица. То есть… ну, работу-то я сделал, только не знаю, получилось ли.

Косул Ашица (после паузы). И что же прикажешь мне делать? Наградить тебя за труды или наказать за нерадивость?

Некто. На все воля богов. Вы велели выстрелить так, чтобы никто не заметил. Я выстрелил. Армия-то уже развернулась, шум был, мне поле всё заслонили. А если бы я бегать начал да выяснять, попал или нет, вы бы сами мне сказали, что я замысел ваш раскрыл.

Косул Ашица. Замысел? Мой? Милосердные боги, о чем ты? Твой арбалет, твои руки – стало быть, и воля была твоя.

Некто. Ну, воля-то ваша. Не гневайтесь! Я потом уже на поле сходил, все обыскал. А болт от арбалета так и не нашел. Поди, попал я, унесли его вместе с ней.

Косул Ашица. Все может быть, все может быть. Ладно, ступай. Скажешь кому – потом не жалуйся.