Лита

Даже сейчас ей было больно от этого их разговора. Он ее, конечно, спас. Она не поверила, а он спас. Принес в жертву Флон. Лита вспомнила, что он что-то сунул ей в руку на берегу, а она не глядя положила эту вещицу в карман туники. Сейчас достала. Это был браслет на ногу – тонкая цепочка с милевировой подвеской в виде солнца. Внутри солнца горела молочно-белая бусина, она переливалась ярко-голубым и приглушенно-зеленым. Отец сказал, что это знак возвращения, что он поможет ей вернуться. Значит, он хочет, чтобы она вернулась.

Лита надела браслет на левую ногу. Она чувствовала себя так, будто плыла под водой, глубоко-глубоко. Все звуки и запахи были приглушены, все краски поблекли, лица размылись. Диланта постелила ей на их с мамой и Кассионой кровати, укрыла лоскутным одеялом, Лита уснула мгновенно.

И покатилась солнечная голова
По свежевыструганным доскам помоста,
И золото волос обматывало ее,
Становясь алым от крови…
Прямо к моим ногам.
Я взяла ее, подняла, я убрала волосы с лица
и увидела, что это —
моя голова.

– Тише, тише, милая, что кричишь ты так? Нет тут никого, только я… что за Флон ты зовешь, кто такая, почему мучает тебя?

Лита перевела дух. И, сама того не желая, рассказала все еще раз, но уже без слез, а сухо и просто, как о погоде. Диланта долго молчала.

– Значит, смерть она за тебя приняла. И от казни тем спасла. Обычай такой древний есть, знаешь? Если кто вместо приговоренного согласится смерть принять, то вроде как освобождает от наказания.

Лита кивнула. Советник Таир сказал ей это. Только не верит она. Не верит, что Флон сама. Ей просто приказали. Ты – вечная, служи своей хозяйке, иди за нее на плаху. Поэтому сейчас на ноге у Литы знак возвращения, в голове – смута, а сама она не во дворце, а здесь, в лесном доме, опять ослушалась, не сделала, как было велено, выпрыгнула из лодки, не поплыла в Лавнию, подвела отца.

– Диланта, почему псарня пуста?

– Забрали собак у нас, перевели в другое хозяйство. Принесли какой-то указ от Первого совета. Сказали, что не можем мы больше растить священных ралинов, мол, недостойны. Ничего я не поняла из их слов, деточка. Сванти так выла, а Грул, тот вообще… кинулся на этих… убили его, стрелой прямо в глаз. Меткие.

Но у Литы не было сил горевать о собаках.

– Где Вальтанас и Харза?

– В лесу. Охотятся они. Иначе что же нам есть? Из Харзы отличный охотник получился: и зверя выследить может, и стреляет без промаха. Не зря он носит свое имя. Ну а Вальтанас силки ставит да на подхвате у внука.

Диланта помолчала, кусая губу, будто не решалась сказать, но Лита поторопила ее:

– Все говори мне. Неужели ты думаешь, что я теперь чего-то боюсь?

Диланта усмехнулась:

– Ой, милая, да самого страшного ты еще и не видала! Все живы у тебя, и много кто о тебе печалится.

– Я смерти своей в глаза заглянула, – нахмурилась Лита.

– Так и что? Думаешь, одна ты такая? Да не об этом я… слушай. Как узнала я в городе, что случилось с тобой, я домой побежала. Так бежала, что ребра у меня все ломило, чуть сердце не выпрыгнуло. А дома знаешь кто ждал меня?

– Кто?

– Псина твоя.

– Солке?!

– Да. Приполз, грязный, как бес, лег у крыльца и плачет, плачет.

Лита вскочила:

– Где он?

– Да куда ты? На охоте он, с Харзой. Хорошо еще, пришел после того, как ралинов у нас забрали, а то б увидели его, бракованного, вмиг бы стрелу в глаз получил, быстрее Грула бы с ним разделались. Ждет он тебя очень. Каждый день у крыльца сидит, в лес смотрит.

У Литы намокли глаза. Выжил ее малыш! Сам дорогу домой нашел, и ждет теперь, и верит, что она вернется.

– Когда же они придут?

– Скоро уже, скоро.

Вечером они вчетвером сидели за столом, который теперь, без Тессы, Ойры и Кассионы, казался еще больше. Два старика и два подростка. Вальтанас сильно изменился: прибавилось седины и морщин. Или это она отвыкла от него за то время, что жила во дворце? Но вот кто точно изменился, так это Харза. Он вытянулся, но стал сутулиться и все время щурил глаза, будто стараясь сдержать то ли слезы, то ли рвущуюся наружу злость. На ужин была похлебка из свежепойманной куропатки и каких-то кореньев. Солке забрался под стол, положил голову на ступни Литы. Он чуть не снес ее, когда ворвался в дом, облизал с ног до головы и не отходил потом ни на шаг. Это развеселило и Вальтанаса, и Диланту, но только не Харзу. Он отводил глаза, стоило ей взглянуть на него, и Лита никак не могла поймать его взгляд.

Почему он не смотрит на нее?

Почему не сказал ни слова?

После ужина стемнело, и Диланта зажгла лампы. От их света по всей комнате пролегли густые длинные тени. Харза вышел из дома, оставив грязную посуду на столе, и Лита, быстро глянув на Диланту, пошла за ним.

«Мы с ним, как два лесных зверя, крадемся по следу обид и недомолвок, будто забыли слова и что можно просто поговорить, будто ждем, затаившись, кто первым нападет».