Лита оглядела площадь, притихшую толпу. Кто-то всхлипывал, кто-то молился. От площади уходила улица, она вела к морю и тоже была заполнена людьми. Лита вглядывалась в далекую синеву. Она не хотела смотреть на людей. Да, они жалели ее, они плакали и молились, но их так много, а стражников на помосте всего четверо. И палач. Люди могли бы ее спасти, вырвать из когтей Первого совета, но они только плакали и молились. Они будут смотреть, как ее убьют. Зачем они вообще пришли смотреть на это? Подул ветер, всколыхнул белоснежную тунику. Лита подставила ему разгоряченное лицо. Легкоступный бог Тимирер пришел ее утешить. Даже боги бессильны, только и могут, что утешать, чего же ждать от людей?
Вышел Ашица, зачитал приговор. Почему-то отца не было видно. Разве он не должен присутствовать на казни, этот мнимый царь? Заиграли флейты и харбы. Лита стояла, не опуская головы, смотрела на море. Лучше на него. Тогда не так страшно. На помост кто-то взошел, но она не повернула головы. Что-то читал Ашица – какая уже разница что? Пусть все скорее закончится. Краем глаза Лита увидела, что палач занес топор. Разве ее не надо поставить на колени, а голову положить на плаху? Лита резко повернулась и увидела, что в белом хитоне, с распущенными волосами перед плахой на коленях стоит Флон. И в этот миг палач опустил топор.
И покатилась солнечная голова
По свежевыструганным доскам помоста,
И золото волос обматывало ее,
Становясь алым от крови.
Голова катилась и катилась
Прямо к ее ногам.
Синие глаза были широко распахнуты.
Объявление нового приговора.
Дворец Первого совета, конец месяца ороса
Часть третья
Лесной предел
Родной дом
Ее разбудили в темноте, одели, а потом подняли на носилки. Никто не сказал ни слова, пока процессия не дошла до берега реки и Литу не усадили в лодку, проследив, чтобы нога бывшей царевны не коснулась альтийской земли. Первый совет в полном составе выстроился на берегу. Советник Ашица зачитал приговор. Лита заметила, как отец стиснул сомкнутые руки. Фиорта среди провожающих не было. Отцу разрешили сказать ей последнее напутственное слово, но он не стал говорить на публику, он подошел, заслонив ее ото всех своей широкой спиной, крепко обнял, что-то незаметно сунул в руку и прошептал:
– Это знак возвращения. Может быть, когда-нибудь Первый совет сгинет во тьме и ты сможешь вернуться. Надеюсь, я доживу до этого дня. Иди туда, где тебя знают, но не ждут.