Лита

– Нет. Я думал, это марика.

Вот и все. Все. «А ведь мы даже не поцеловались ни разу», – скользнула усталая мысль. Ашица зачитывал приговор, Лита не могла разобрать слов. Она смотрела на отца, на его побледневшие щеки и на то, как он закрыл глаза, будто от боли. Глядя на него сейчас, Лита вспомнила, как однажды он пришел к ним в лесной дом и позвал ее собирать травы. Было утро, но роса уже высохла, и отец сказал, что это лучшее время для ясоты и мальпига. Они бродили по лесу весь день, и весь день отец учил ее различать травы и рассказывал, от каких недугов они лечат. Это было одно из самых счастливых воспоминаний в ее жизни.

«Зачем ему это? Все эти травы? Дружба с Вальтанасом? Если он царь?» Вдруг она поняла, что толпа оторопело молчит. Она попыталась вслушаться в слова приговора, понять, что ее ждет, но голова гудела, мысли скакали и тыкались друг в друга, как слепые новорожденные щенки.

– …неповиновение… опасное поведение, приравненное к государственной измене… казнь… отрубить голову.

Ее перевели в другую камеру – тесную клетку с решеткой вместо двери. Стражники все время находились теперь здесь, по ту сторону, смотрели на нее осоловевшими глазами. Когда ей нужно было сходить в туалет или помыться, сначала надо было сказать им, чтобы они отвернулись. Лита хотела сейчас только одного: чтобы отец пришел и забрал ее отсюда. Или хотя бы поговорил, пообещал спасти. Но дни шли один за другим, а он все не приходил. Зато однажды пришла Алоика.

Она прикрыла яркие волосы синим платком и тунику надела скромную, темную. Смешно, но Лита поймала себя на чувстве благодарности ей за это. Алоика пылко бросилась к решетке, легкий платок слетел с головы.

– Прости меня, прости, я даже подумать не могла, о светлоликий Рал, если бы я только могла представить, чем все обернется!

Лита не знала, что ответить. Она считала Алоику подругой. Она часто ела с ней из одной чашки, она делилась с ней своими мечтами о жизни с Салипом, она помогла родиться на свет ее сыну! А та предала ее.

– За что? Почему ты так со мной? Что я тебе сделала?

Алоика прижалась щекой к решетке, и Лита видела, что щека пылала.

– Когда они пришли ко мне и начали выспрашивать, я подумала: ну что сделают царской дочери? Ну пожурят. Отправят, может, в какой-нибудь далекий храм. А мне… мне не на что растить моего мальчика, Лита. Я больше не могу заниматься своим ремеслом… при нем не могу, понимаешь? А больше я ничего не умею. Не в лавочницы же мне идти! Сыночек мой смотрит на меня, всю душу выворачивает. Он не заслужил такого.

«А я? Я заслужила?» – хотела спросить Лита и не смогла. Слова застряли в горле, не могли сдвинуться с места. Знает ли Алоика о приговоре? Знает ли, что ей, Литари Артемис Флон Аскера, второй царской дочери, почти пятнадцати лет от роду, отрубят голову? Ибо так повелел Первый совет. И никто, даже ее отец, царь, Травник, ничего не может с этим поделать. Ни-че-го.

А сын Алоики, черноглазый, похожий на своего отца – царевича Фиорта, будет жить и никогда не узнает, кто принесен в жертву его благополучию.

– Надеюсь, тебе много заплатили, – выдавила из себя Лита и отошла в глубь клетки, отвернулась, чтобы не видеть.

Как Алоика что-то жалко лепечет, как поднимает с пола свой платок, как уходит, дважды обернувшись. Как заученно улыбается молодому стражнику и как ломается эта улыбка о его суровый взгляд. Всем стражникам жаль маленькую царевну. Всем слугам. Лавочникам, морякам, мастерам и подмастерьям. Жрицам. Марикам. Городским сумасшедшим. Даже бессловесным ралинам ее жаль.

Но никто не может ей помочь.

Первый совет так решил.

Так тому и быть.

Эрисорус Илтар Тиарос Светлоликий, царь Альтиды, сидел за столом в узкой комнате косула Первого совета, освещенной только двумя масляными лампами, и тарабанил по столешнице пальцами. Он нервничал и злился на себя за это. Бесшумно открылась тяжелая дверь, по ногам ударил сквозняк. Эрисорус подумал, что больше всего ему сейчас хочется очутиться в доме Вальтанаса, натянуть толстые шерстяные носки, связанные Ойрой из ралиновой шерсти, и пододвинуться к очагу. И чтоб на коленях сидела Кассиона, рассказывала свои милые глупости.

– Светлейший ралу, – поклонился царю косул Первого совета Ашица. – Вы хотели поговорить. Еще раз.