Само собой понятно, что из этой затеи у Мако ничего не получается: в комедии он осмеян и посрамлен. Но посрамлены заодно и нравы папской резиденции. Они не изображаются непосредственно. Но о них все время идет речь, и комедия, таким образом, превращается в своего рода подробный каталог пороков папского Рима. Персонажи комедии не имеют оснований церемониться. Их реплики остры и метки: «Ясно, что человек, желающий преуспеть при дворе, должен стать глухим, слепым и немым, должен превратиться в осла, вола или козленка» (I, 9). «Главное, что придворный должен уметь, — это сквернословить, быть азартным игроком, завистником, развратником, еретиком, льстецом, злоязычным, неблагодарным, невеждой, ослом...» (I, 21). «...И к пущему его[96]
позору скажу одно: я-то воображал, что он исправился после того, как Христос покарал его руками испанцев, а вместо этого он стал во сто крат гнуснее» (I, 22). «Мне все ясно. В такие времена лучше находиться в аду, чем при дворе» (II, 6). «Тут в Риме, что ни день, то вешают и жгут» (II, 7). «Ну и бесстыжий же этот двор. Бог знает до чего докатился. И этакое скотство творится под эгидой митры!» (III, 6). «Существует ли на свете такое коварство, существует ли на свете такой обман, существует ли на свете такая жестокость, которые не благоденствовали бы в престольном городе Риме?» (V, 1) и т.д.Зато о Венецианской республике, радушно приютившей Аретино, в комедии говорится совсем в ином тоне. Если Рим — «приют подлости и зависти», то Венеция — «приют человеческого разума, благодарности и таланта». Там царят мир и покой, там живет «прославленный чудодей, великий Тициан» и другие выдающиеся мастера искусства (III, 7). Не будем укорять Аретино за то, что он идеализирует венецианские порядки. Он прав в том, что в Венеции в те тревожные времена еще продолжал ярко гореть огонь на алтаре ренессансного искусства.
Как у драматурга, у Аретино были свои особенности. Комедии его не столь динамичны, как комедии Макиавелли и драматургов начала XVI в. Пространные разговоры у него, подчас замедляют действие. Зачастую острословие приобретает самостоятельное значение, и тогда комедия превращается в диалогизированный памфлет. Впрочем, в этом и своеобразная сила Аретино.
Завершая обзор итальянской «ученой комедии» XVI в., нельзя не назвать комедию «Подсвечник» (или «Неаполитанская улица», 1582) великого итальянского ученого и философа Джордано Бруно (1548-1600). Страстный борец с феодально-католическим обскурантизмом, Бруно был сожжен в Риме папской инквизицией. Развивая теорию Коперника, Бруно утверждал, что Вселенная бесконечна, что наряду с нашей Солнечной системой в ней существует множество других миров, что материальный состав Вселенной един. Бруно стремился освободить науку от пут теологии, отстаивал свободу научных и творческих начинаний. В книге «О героическом энтузиазме» (Лондон, 1585)[97]
он писал: «Мы хорошо видим, что никогда педантство не представляло больших притязаний на управление миром, чем в наши времена... Поэтому в наше время благородные умы, вооруженные истиной и освященные божественной мыслью, должны быть в высокой мере бдительны, чтобы взяться за оружие против темного невежества, поднимаясь на высокую скалу и возвышенную башню созерцания» (II, 2). Уверенный в том, что «умственная сила никогда не успокоится, никогда не остановится на познанной истине, но все время будет идти вперед и дальше, к непознанной истине» (II, 1), Бруно прославляет «героическую любовь к мудрости», называемую им «героическим энтузиазмом». Это «огонь, зажженный в душе солнцем ума» (I, 3), это порыв к абсолютной истине (I, 4). Такая любовь превращает человека в бога (I, 3). Посмеиваясь над эпигонской поэзией петраркистов, все время вращавшейся в тесном кругу традиционных любовных тем, Бруно ратует за поэзию сильную, многообразную и самобытную, выходящую за окостенелые рамки аристотелевских правил, канонизированных педантами (I, 1).Свои мысли Бруно облекал в форму диалогов, аллегорий и стихотворений, стремясь сделать их более доступными широкому кругу читателей («Изгнание торжествующего зверя», «Пир на пепле», «О причине, начале и едином», «О бесконечности, Вселенной и мирах»). Значительную роль в его творениях играл сатирический элемент.[98]
Сатирическими тенденциями пронизана и комедия Бруно «Подсвечник». Действие ее происходит в Неаполе. Это единственная комедия, написанная философом. Не нарушая традиции «ученой комедии», Бруно кладет в ее основу любовную интригу. Придурковатый престарелый дворянин Бонифачо, имея молодую красивую жену, прельщается опытной куртизанкой. Однако на ночное свидание в одеждах куртизанки приходит его жена, которая ставит его в самое дурацкое положение. Впрочем, это не помешало ей склонить свой слух к нежным признаниям молодого художника Джованни Бернардо. На этот сюжетный стержень автор нанизывает многочисленные забавные эпизоды, в которых выступают разнообразные персонажи, как бы шествующие в своего рода сатирическом параде.