Литература как социальный институт: Сборник работ

Все эти обстоятельства и создают впечатление индивидуальной множественности, складывающейся при общем взгляде на совокупность литературно-художественных изданий, книг той или иной страны или эпохи. Однако типовая структура изданий беллетристики и синхронии – для реального читателя-современника – беднее, нежели разнообразие видов научной книги (или – еще шире – научной информации). Так это, по крайней мере, у нас в стране: ежегодное количество изданий научной литературы выше, чем число названий выходящих беллетристических книг. Среди первых больше и количество серий. Таким образом, множественность образов книги может относиться лишь к единичным изданиям, нас же, как социологов, интересуют типы издательско-оформительских решений и в этом смысле – типовые ситуации взаимодействия в процессе функционирования книги, как они отложились в форме ее издания. К тому же выводу приводят и более общие соображения. Функция литературы и книги – в самом общем виде – интегративная: они синтезируют символы различных социальных и культурных слоев и групп, в особой условной модальности уменьшая порядок их разнообразия. Кроме того, обобщенные значения литературы, структура литературных образцов, нормы их восприятия и оценки в большой мере закрыты от рационализации – дифференциации, продумывания и очищения – изнутри самой литературной системы. В конкретных исторических условиях нашей страны такое понимание литературы усугубилось и особенностями организации книгоиздания на ранних этапах культурной революции в годы советской власти, когда акцентировались прежде всего задачи массового приобщения широких слоев к единому набору культурных образцов и благ. Эти тенденции к массовизации культурного процесса остаются во многом значимы и по сей день. В принципе это требовало бы постоянного перехода от анализа композиции домашних библиотек, о чем шла речь выше, к структуре книгоиздания в целом. Последнюю же необходимо прослеживать в ее историческом движении, отмечая как воспроизводство групп хранителей культурной памяти (лишь для них значима и «видна» история изданий данного текста или автора), так и элиминирование истории и сокращение многообразия в классике «для всех», настойчиво переиздаваемой подростковой экзотике, эксплуатации дефицита и т. п., существенно деформирующих коммуникативную структуру книги и книжной культуры в целом.

Основным материалом для этой части анализа взяты издания произведений У. Фолкнера на русском языке. Это позволяет проследить введение и адаптацию инокультурного образца в отечественную издательскую систему, а тем самым – выявить как ее собственные, причем наиболее фундаментальные, нормы, так и взаимодействие их с традициями и стандартами другой литературной и издательской культуры. Причем сделать это представляется возможным на минимуме исторического времени, т. е. исключив исторически накапливаемое разнообразие переизданий и ограничившись первой фазой усвоения нового образца – от первого с ним знакомства до вершины издательской авторитетности писателя-современника, собрания его сочинений[169]. На этом фоне значимыми для нас будут и те формы издания, которые известны в отечественной издательской культуре или в зарубежной издательской системе, но применительно к рассматриваемому автору отсутствуют или пропущены, – они также будут охарактеризованы вкратце. Специально издания иноязычного Фолкнера не рассматриваются, так же как лишь в отдельных случаях и для примера привлекаются формы издания отечественной словесности. Мы хотели бы по возможности приблизиться к реальной ситуации отечественных читателей Фолкнера, взяв для анализа те издания, которыми они могут располагать, и только на этом фоне – издания, которые отсутствуют, указывая тем самым социологу на отсутствие в обществе соответствующих культурных групп или незначимость их для издательской политики.

IV