Литература как социальный институт: Сборник работ

Сокращению этих разрывов способствовали уже выпуски рефератов новейшей вторичной литературы («веберовский ренессанс»), в центре которой уже не собственно веберовские тексты, а проблемы, поднятые им, и открывшиеся в связи с этим дисциплинарные и логические перспективы. Кроме того, в планах научных издательств впервые после стольких лет стоит на ближайшие годы выпуск серии «Классики социологии», в первых номерах которой обозначены работы Э. Дюркгейма и М. Вебера.

Таким образом, сам по себе публикуемый текст еще не может дать полного представления о своем назначении, о том, какой социальной группе и для чего или почему он предназначен (какую структуру социальных отношений, какое социальное взаимодействие, исходя из каких ценностей он должен конституировать). Только в соединении с характером и формами издания, их семантикой становится ясной смысловая структура текста, его интенциональность и функциональное значение, поскольку именно в них воспроизводятся социальные структуры, общественные силы, использующие формы книжной культуры как определенный культурный код или систему правил для конституирования или обеспечения длительных социальных отношений и существования социальных образований.

III

Достаточно перевести взгляд с полок, где стоят книги издательства «Наука» или «Мысль», на шкаф с изданиями «Художественной литературы» или «Радуги», чтобы создалось впечатление многообразия, выразительности, яркости, намного превосходящих характеристики научной книги. Ощущение это – результат действия нескольких культурных норм, определяющих социальное функционирование словесности и ее изданий, а точнее – поведение участников этого процесса и итог их совместной деятельности, систему изданий. Во-первых, практически всякая беллетристическая книга Новейшего времени, предназначенная для чтения, броско и оригинально оформлена. Таков, видимо, императив работы оформителя, выдвигаемый им самим или его заказчиком. Иначе говоря, так идеологически формулируется позиция создателя образа книги в книгоиздательской системе – последний отзвук романтической идеи художника, определяющий его место в издательстве как социальном институте и выступающий теперь уже результатом согласования со стандартизированными представлениями внутри этого института, нормами вкуса авторов и издателей, техническими возможностями и нормативами и т. д. В этом кредо, которое можно было бы назвать демонстрацией независимости, соединяются максимы выразительности, т. е. обращения к мыслимому партнеру при специально подчеркнутой настоятельности этой коммуникации, заинтересованности в коммуниканте, и оригинальности – иначе говоря, независимости своих мотивов и действий. Парадокс сосуществования и взаимодействия этих разнонаправленных устремлений является начальным импульсом художественной динамики, эволюции художнических решений. Научная книга, в противоположность описанному, включена в культуру исследовательского сообщества, к разделяемым нормам которого принадлежит, среди прочего, экспрессивная нейтральность – коррелят универсальной доступности и проверяемости знания, предъявленности как его результатов, так и принципов их получения.

Тем, во-вторых, напряженнее, подчеркнутее игра оформителя на визуальных символах высокой ценности, особой значимости данной книги, именно этого издания, умножение знаков его важности для читателей во всей структуре оформления. С данной стороной оформительского искусства, с данными нормами работы художника и вступает во взаимодействие издатель. Его роль состоит в создании условий для обобщения смысла того или иного принятого им к изданию текста, в моделировании аудитории при переходе из текстового вида – в книжный. При этом настоятельность издания для читателя – мера авторитетности издателя и собирательный образ его адресата – отыгрывается на противопоставлении значимости текста (высокой или всеобщей) и его доступности (узкой или широкой). Чем дальше мыслимый адресат текста от группы его создателей и среды первого прочтения, тем подчеркнутее в его оформлении знаки общезначимости, с одной стороны, и принадлежности к «высокой» культуре, с другой. Следы бытования «в узком кругу» становятся конструктивными элементами оформления. Пестрота же и броскость исполнения несут на себе значения широкой адресации. Иначе говоря, в управляющем поведением издателя книг для чтения ценностном остатке просвещенческой программы всеобщности знания, культуры, разума постоянно проблематизируется, подчеркивается и снимается барьер между кругом посвященных (ценителей и знатоков) и «всеми», людьми как таковыми. Чем в большей мере издатель работает на группу первоочередного чтения, тем меньше экспрессивная нагрузка текстового оформления или сопровождения (скажем, таков литературно-художественный журнал, как правило, ограничивающийся самим текстом). Напряжение между установками художника и императивами издателя выступает источником дальнейшей динамики образа книги – визуальным выражением смены воспринимающих текст групп.