Литература как социальный институт: Сборник работ

Другим направлением стало изучение социальной системы литературы. Формы литературного выражения, поставленные в связь с условиями своего производства (несомых ими ценностных значений), были подвергнуты в рамках собственно социологии методически корректному и систематическому анализу. Он охватывал как социологическое описание профессиональной деятельности и статуса писателей (среда рекрутирования, формы и системы поддержки и экономической зависимости, профессиональные объединения, условия признания и др.), так и идеологические компоненты литературного творчества – связь и отношение к власти и истеблишменту, производство смыслового консенсуса или, напротив, общественная критика, эвадизм и т. п. В этом же методолого-теоретическом плане развивались исследования систем литературной критики, социального контроля (цензура, издательские стратегии и проч.). Литературный текст стал интерпретироваться как «социокультурное взаимодействие». Выявление ценностно-нормативных конфигураций, несомых и тиражируемых литературной продукцией, позволило оценить литературу как канал социализации, т. е. исследовать ту ее функцию, которой в значительной степени определяется ее место в современной социокультурной структуре общества.

При этом выявлению и анализу «содержания» литературного произведения посвящена едва ли не половина всех исследований. Это и понятно, поскольку именно с характером социализации через литературу связаны основные интересы социальных исследователей литературы. Попытки в этом направлении предпринимались и литературоведами; они постоянно реализуются в текущей литературной критике. Однако из‐за отсутствия контролируемой техники исследования и даже идеи сопоставимости результатов индивидуализирующего анализа «объективность» получаемых результатов была делом исключительно индивидуального исследовательского такта. Это осложнялось позднейшими компонентами легитимации функциональной позиции критика.

В ситуациях ценностного и когнитивного дефицита, характерного для современных явлений культурной дифференциации, осложняющих – вплоть до полной утраты, культурной апатии и аномии – ориентирование индивида в мире, критик, поставленный перед необходимостью личностного выбора и ценностного самоопределения, репрезентирует индивидуальную способность экспрессивного оценивания, причем в весьма рационализированных формах. Он, так сказать, специализированный аппарат репрезентативного «чувствования» по отношению ко всей массе читателей. Разумеется, читателей «профанических», не обладающих ни квалификацией, ни компетенцией, ни техникой рационализации «чувствования». Заместителем их и становится критик, от их имени он выступает, и апроприация их полномочий «дает» ему «право» на аподиктическое «мы» в значениях «общественность», «настоящая литература», «культура» или же «общество» (последнее чаще представлено в форме нормирующей инстанции, например «общественная мораль»). И если поэт дает шифры репрезентации чувствования, аффективные образцы максимальной емкости, что предполагает выход за пределы рутинного, бытового или повседневного языка в особую «поэтическую» речь (особую по своей организации, используемой системе технических средств экспрессии – лексики, синтаксиса, ритмики, эвфонии и проч.), то критик в рассматриваемом здесь аспекте, т. е. отвлекаясь от его определений как квалифицирующего эксперта и представителя систем социального контроля, выступает как «самоистолкователь», культурная ценность которого не меньшая, чем провоцирующего на экспрессию произведения (точнее, она вполне автономна).

Первый опыт сопоставимых объективаций содержания литературы был заимствован из смежной области социологии – социологии средств массовой коммуникации, где сравнительно успешно применялись методика количественной обработки информации – техника контент-анализа, построенная на корреляциях ценностной значимости семантической единицы и частоты ее появления в текстах. Однако опасность неэксплицированных оценок и неявных ценностных посылок, от которых зависит выделение формализируемых единиц сопоставления, ведет к тому, что результаты эмпирического подсчета могут содержать лишь количественное подтверждение бесконтрольных и тем самым гипостазируемых исследовательских проекций. Латентное и связанное с определенной социокультурной ситуацией представление приверженцев контент-анализа о единой и однослойной культуре, фактически элиминирующее за счет статистической техники необходимость в специализированных теоретических построениях и заменяющее их претензией «дать возможность заговорить самому материалу» (апелляцией к норме действительности), налагает существенные ограничения на выводы данных исследований. Но в руках корректных специалистов, сочетающих технику формализации с разработанной теоретической концепцией, контент-анализ приносит важные результаты, вполне надежные в смысле возможностей их верификации, критической проверки, анализа и сопоставимости.