Распределение массива исследований, занятых содержанием литературы, в целом свидетельствует, что основное значение литература получает в качестве средства проявления смысловых структур таких ситуаций, в которых различным образом синтезируются интегративные значения, т. е. в которых литература выступает как культура по преимуществу. При этом тематизируются не только сами значения подобных интеграторов, но и средства тематизации такого рода – инструментальные аспекты проблематизации. В частности, прямое отношение к этому имеет анализ «предельных» ценностей и ситуаций, в которых они раскрываются. В массовой литературе, но и не только в ней, такого рода ситуации помечаются либо как «состояние войны», либо как «насилие», реже – описания антиномий религиозного сознания. Специфический квазиисторический характер литературного построения, создающий иллюзию или фикцию временной направленности смысловой целостности, т. е. законченности индивидуального бытия, выдвигает на первый план неопределенность «предельной ценности». Ее телеологическая структура, бросая «обратный свет» на происходящее, позволяет подвергнуть ретроспективной переоценке какие-то из компонентов конструкции взаимосвязей процесса. Других подобных символических форм репрезентации конечности человеческого существования в культуре нет, кроме, разумеется, музыки, но ее предельно генерализованная символика чувственности не дает возможности предметного, содержательного анализа спектра разложения семантики ценностей.
Характерны уже отмечавшаяся немногочисленность исследований, посвященных представлению в литературе специализированных социокультурных институтов (права, науки, образования), и, напротив, значительное число работ, связанных с выявлением и описанием самотематизации эстетического («образ художника»). Как правило, проблематика деятельности указанных институтов частично обсуждается в тех исследованиях, в которых речь идет о социальном изменении (индустриализации, модернизации) в более общем плане. Конститутивные ценности этих институтов (когнитивная рациональность науки, «естественность» права, содержание образцов, транслируемых в институтах формальной социализации и т. п.), видимо, не могут тематизироваться литературой. Сами же немногочисленные исследования в противоречии со своим заявленным предметом анализируют не функциональные значения институтов и конфигурации институциональных норм (в том числе – институтов и норм литературной культуры), а их массовые проекции – символические образцы и значения в неспециализированной культуре, где «рассеянный профессор» является секулярным чудотворцем, магом и т. п., не «познающим», а «обеспечивающим» (т. е. где на первый план выступает не знание, а инстанции и организационные источники «веры» в него в секулярном обществе – органы прогресса, благополучия, здоровья и т. п.). То же и с другими институтами, например с экономикой, подвергающейся рассмотрению на основе критериев содержательной рациональности (чаще этического порядка) и т. п.
Подводя итог теоретическому анализу состояния дисциплины и ее проблемных сфер, целесообразно отметить хотя бы основные точки исторического складывания социологии литературы[97]
.Начальным этапом становления социологического подхода к литературным явлениям принято считать работы Ж. де Сталь («О литературе и связи с общественными установлениями», 1800; «О Германии», 1810) и Л. де Бональда («О стиле и литературе», 1806). Ключевым в этом смысле признается высказывание последнего: «Литература – это выражение общества».