Читаем Литература как социальный институт: Сборник работ полностью

Нельзя сказать, чтобы такая задача в истории теории литературы не возникала. Наиболее систематично эта проблематика разрабатывалась в работах представителей ОПОЯЗа, всегда ощущавших свое место в литературном процессе, остро переживавших историчность «литературных фактов» и потому с особой отчетливостью поднявших вопрос о превращении литературоведения в «строгую науку»[145]. Выделение имманентной эволюции литературных форм в качестве специфического объекта литературоведческой работы позволяло подойти к построению истории литературы методологически корректно. Тогда движение и смена литературных приемов (всякий раз реконструируемые в понятиях участников литературного процесса) соотносились бы – в границах задач конкретного исследователя – с предполагаемыми системами социальных и культурных значений. А последние выступали бы, в свою очередь, в качестве предметных конструкций для специализированной рефлексии в рамках иных дисциплин (философии и социологии культуры и т. д.). Другими словами, негативное – в содержательном плане – понятие литературы у опоязовцев означало признание известной автономности литературной (культурной) сферы, всегда конституированной в ситуациях и актах исторически конкретного литературного взаимодействия, из которых, отметим, оказывались прежде всего значимы структуры внутритекстовой адресации (что и было развито впоследствии культурологически ориентированным литературоведением – констанцской школой и др.).

Тем самым, с одной стороны, очерчивался проект и намечались направления (и границы) строго эмпирического исследования литературы. С другой же – ставилась под сомнение сама привычная возможность понимать литературу как метафорическое выражение жизни, общества, народа и т. п. Соответственно, возникал вопрос о теоретической дееспособности ключевых категорий нормального литературоведения и их функциональной значимости для литературной культуры.

Литературную культуру мы трактуем как принципиальное многообразие воззрений на литературу и тем самым – множественность перспектив культурных персонажей (ролей и их спецификаций), в которых устанавливаются свое знание и своя смысловая проекция литературы[146]. Подобная множественность, наблюдаемая как в синхронии, так и в диахронии литературы, собственно и является предметом изучения и проблемой для социолога культуры. Такие обычные в текущем литературоведении характеристики, как стиль, жанр, сюжет, герой, автор, классика, литература и проч., выступают для него не предметными качествами «самого» литературного материала, словесности, а общими для сообщества литературоведов конвенциями и стандартами группового взаимодействия. Иначе говоря, социолог усматривает в них основу для достижения ценностного согласия в отношении ситуативных значений соответствующего феномена.

Тем самым признается относительная ограниченность, условность, но – наряду с этим – и правомочность каждой из позиций в воззрениях на литературу, сколь бы ни был различен их ценностный статус в культуре. Отметим, что в литературоведении, сфере наиболее рационализированных и систематизированных интерпретаций, фактическое существование подобных персонажей словно бы не отрицается. Однако их культурное значение (типы читателей и издателей, дружеский или литературный кружок, цензура и т. д.) принимается во внимание практически лишь при анализе творческой биографии писателя. Иначе говоря, они не образуют специфических коммуникативных ситуаций. Задача же – в том числе и методологическая – социолога состоит как раз в том, чтобы вернуть эти реальные фигуры в литературный процесс и увидеть литературные факты глазами этих действующих лиц. Отсюда открывается возможность объяснять следствия имевших место литературных взаимодействий, а стало быть, и оценивать специфическую функциональную значимость каждого из компонентов литературной культуры, включая, отметим, случаи их принципиальной незначимости или явления дисфункции (разрушение консенсуса, отказ от коммуникации по инициативе кого-то из участников и т. д.). Рассмотрим в этой перспективе некоторые особенности литературоведения как культурной подсистемы, как одного из «миров» литературы на примере использования в его рамках категории «жанр».

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Толкин
Толкин

Уже много десятилетий в самых разных странах люди всех возрастов не только с наслаждением читают произведения Джона Р. Р. Толкина, но и собираются на лесных полянах, чтобы в свое удовольствие постучать мечами, опять и опять разыгрывая великую победу Добра над Злом. И все это придумал и создал почтенный оксфордский профессор, педант и домосед, благочестивый католик. Он пришел к нам из викторианской Англии, когда никто и не слыхивал ни о каком Средиземье, а ушел в конце XX века, оставив нам в наследство это самое Средиземье густо заселенным эльфами и гномами, гоблинами и троллями, хоббитами и орками, слонами-олифантами и гордыми орлами; маг и волшебник Гэндальф стал нашим другом, как и благородный Арагорн, как и прекрасная королева эльфов Галадриэль, как, наконец, неутомимые и бесстрашные хоббиты Бильбо и Фродо. Писатели Геннадий Прашкевич и Сергей Соловьев, внимательно изучив произведения Толкина и канву его биографии, сумели создать полное жизнеописание удивительного человека, сумевшего преобразить и обогатить наш огромный мир.знак информационной продукции 16+

Геннадий Мартович Прашкевич , Сергей Владимирович Соловьев

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное