Читаем Литература как жизнь. Том II полностью

И вот попал он в Рай и там нашелСвоих богов и то, что написал,И, стоя близко к богу, он дивился,Кто смел назвать свой труд законом бога,Но бог сказал, смеясь. «Они – твои».Еварра крикнул: «Согрешил я!» – «Нет!Когда б ты написал иначе, богиПокоились бы в камне и руде,И я не знал бы четырех боговИ твоего чудесного закона,Раб шумных сборищ и мычащих стад».Перевод А. Оношкович-Яцыны

Английский поэт проводил свою излюбленную идею: люди в массе – обезьяны, мартышки, племя бездумных подражателей. Создавая очередного бога, человек, по Киплингу, забывает о всех своих прежних идолах, как будто он никогда им и не поклонялся. Кажется, понятно и типично, узнаваемо. Тому мы тьму примеров видим. Кто, скажем, мог подумать, что сотрудник советского научного учреждения вдруг когда-нибудь возьмёт и вычеркнет свои же слова о «советском человеке – строителе первого в истории социалистического государства», словно заметая следы, бдуто он никогда не произносил и не мог произнести подобных слов. Однако надо ли тому удивляться, если тот же сотрудник тогда же (свидетельствует формуляр) читал Киплинга и, как нарочно, не понимал читаемое? Синявский даже цитирует киплинговскую строку о человеке, который есть «раб шумных сборищ и мычащих стад». И что же? «Мораль этой притчи, – пишет Синявский, – заключается в том, что художник в процессе творчества не должен быть всеядным», что он должен сегодня любить (или не любить) только одно, а завтра – только другое. К доказательству этой морали (Синявского, а не Киплинга) тут же привлекаются Толстой и Шекспир, которого Толстой «поносил», Горький, который «одно время недолюбливал Маяковского», Маяковский, который «нападал на Художественный театр», но какое это имеет отношение к Редьярду Киплингу? Киплинг пишет о таком человеке, который (условно говоря) клянётся именем советской власти, а потом вдруг – р-р-раз! – всё вычеркивает и утверждает, что ему само слово «советский» неприятно произносить. Так, будто он никогда этого слова не произносил. Не просто разочарование в прежнем идеале, но и забвение, полное забвение прежнего очарования. Вот о чём пишет Киплинг. А что у него вычитал Синявский? И вот представим себе редактора, цензора, читавшего в рукописи статью Синявского о поэме Евтушенко. Читал и отверг. Что опасного и вредного мог редактор найти в статье? А что угодно, как Синявский по своему усмотрению, вместо мысли Киплинга о бездумной забывчивости и переменчивости, нашёл у английского поэта отсутствующую у того мораль о вреде всеядности.

Не хочу сказать, что в этом всё объяснение задержки со статьей о поэме Евтушенко. Статья своей убедительной критикой, несомненно, нанесла бы реальный урон поэту, автору стихотворений «Бабий Яр» и «Наследники Сталина». Статья примечательна искренним сочувствием к поэту. Это «плейсмент» – помещение поэта на подобающее ему место. Не смещено и не занижено – в самый раз. Могли (при задержке статьи) действовать со– бражения уже и не поэтические, а хозяйственно-политические: критика поэмы бросила бы тень и на её предмет – Братскую ГЭС. Наконец, если статья была написана незадолго до ареста её автора, то, возможно, автор статьи уже находился под наблюдением и являлся фактически персона-нон-грата, и о публикации его работ не могло быть и речи. И всё же надо учесть последовательность указанного принципа. Если Синявский исказил Киплинга, то почему не могла его самого постичь та же участь? Это действие закона, определяемого как «мера за меру» или «что посеешь, то и пожнёшь». Здесь как раз всегда обнаруживался камень преткновения свободолюбивой мысли, искавшей свободу лишь для себя.

А вот две статьи Синявского о Борисе Пастернаке. Поскольку мы находились и всё ещё находимся в условиях невозможности поставить и решать вопрос о месте этого поэта в поэзии сколько-нибудь нормально, статьи написаны не ради того, чтобы выявить суть его творчества, а чтобы как-нибудь не навредить ему, чтобы воздать ему сторицей за понесённый моральный урон. Написанные в глухое, трудное для Пастернака время, эти статьи тем более отражают ненормальность сложившейся ситуации и предлагают не решение проблемы по существу, а наилучший выход из трудного положения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное