Среди сочинений сатирического плана конца прошлого века следует, пожалуй, отметить комедию Афанасия Салынского "Ложь для узкого круга". Это едкая насмешка над теми, кто умело, искусно прячет свою подленькую сущность, спекулируя на добрых чувствах порядочных людей. Для них есть две правды: одна для общества, а другая - для себя, для своего "самого узкого круга". Чтобы вскрыть настоящую суть убеждений героини, показать наличие у нее двух правд, а на самом деле - единой лжи, драматург ставит Клавдию Бояринову в центр действа как отрицательный тип, порожденный условиями реальной действительности. Клавдия, а не какой иной персонаж движет действие.
Для 70-х годов это было смело, хотя и не несло в себе большой правды. Но тогда только так и можно показать зло в его новых формах и модификациях. Между тем ревнители добродушного смеха в искусстве, не затрагивающего глубинных пластов жизни, недовольно ворчали, мол, автор, увлекшись образом героини, остался равнодушным к положительным героям, которые получились менее яркими и убедительными, чем Клавдия Бояринова, а это, мол, нехорошо... Так толковались законы обличительного искусства, игнорируя тот неоспоримый факт, что как бы ни были сгущены сатирические краски персонажей, но если положительные герои ведут действие и организуют сюжет, акцент произведения переносится на поступки и мысли положительных типов, тем самым снижая критический пафос всей вещи. В свое время известный театральный режиссер А. Лобанов справедливо отмечал что жанр сатиры в любом из видов искусств - в литературе, живописи, театре - несколько ограничивает для художника возможность выявить многогранность создаваемого им образа или изображаемого явления, т.е. происходит известное нарушение пропорций: выпячивается какая-либо одна самая главная и важная черта, и характер приобретает максимальную тенденциозность, пристрастность. Но такова природа жанра.
Петр Проскурин учитывал опыт предшественников, но шел своим путем. В наше время, когда с таким цинизмом оспаривается добродетель, ум, честь и совесть, когда торжествует ложь и преступление, смех призван быть приравнен к самым действенным средствам политической борьбы. Настоящая сатира черпает силу из целебных источников высокого эстетического идеала и не любит приукрашивать себя павлиньими перьями или неуклюжими моральными сентенциями. За ней остается то преимущество перед другими жанрами, что в своем изображении жизни и нравов общества она смело говорит об их несовершенстве и не заботится о необходимости с ученым видом рассуждать об общих человеческих достоинствах и прелестях ходячей добродетели. Но, ненавидя зло и уничтожая смехом его носителей, она способна внезапно, среди разрухи, разврата, повседневной житейской сутолоки, увидеть положительно-прекрасное как залог того, добро и правда неистребимы и что они в конце концов победят. В этом и есть подлинная сущность сатирического искусства, именно этим характеризуется сатирическое воодушевление позднего периода проскуринского творчества.
Повесть "Тройка, семерка, туз. Фантастическая быль" проливает яркий свет на своеобразие смехового мира художника. Вместе с тем она дает возможность более глубоко осмыслить его взгляды на развитие сатирического направления в отечественной литературе вообще. Обычно в юморе Петра Проскурина слышатся нотки сопричастности к предмету осмеяния - это или грустная улыбка, с болью душевной высказанная резкость по поводу человеческих несовершенств добрая усмешка, роднящая автора с народной смеховой культурой. В народнопоэтических образцах невольно покоряет та улыбка, с которой народ рассказывает о своей далеко не безоблачной жизни. Простолюдины умеют внезапно, посреди житейской сутолоки и невзгод живительной искрой смеха осветить золотую нить нравственного идеала. Даже явный комический гротеск не нарушает спокойного течения прекрасных народных песен, дум, былин, сказок. Народ знает цену целительной силе юмора, который направлен не только на объект осмеяния но и на самого смеющего, т.е. на себя. Народный амбивалентный смех, "веселый, ликующий и - одновременно насмешливый, он и отрицает, и утверждает, и хоронит, и возрождает... Чистый сатирик, знающий только отрицающий смех, ставит себя вне осмеиваемого явления, противопоставляет себя ему, - этим разрушается целостность смехового аспекта мира, смешное (отрицательное) становится частным явлением. Народный же амбивалентный смех выражает точку зрения становящегося целого мира, куда входит и сам смеющийся" (М. Бахтин).