И машет, машет им из автобуса ручкой.
3. Этюд в садо-мазо тонах
Возвернулся Фёдор с поля, трактор свой поставил у околицы, пошёл в дом руки от мазута мыть. Моет руки да весь торс ледяной водой, покряхтывает от удовольствия, думает об ужине. Глядь – а кресла-то, дочкой подаренного, нету.
Заходит в избу, спрашивает у Авдотьи:
– Где моё кресло любимое? Где плетёное?
Видит Авдотья глаза его гневные и отвечает ласково:
– Садись, поужинай, Феденька. Я тебе всё как есть и расскажу.
Садится он, грозный как медведь, самогонки себе в стакан наливает для аппетита. Ждёт, чего ему жена скажет.
А жена ласково так с тарелочкой к нему подходит и тут же эту тарелку надевает ему на голову. Пока тот, обожжённый, головой мотает, она по той голове скалкой. Ррраз! Другой! Третий!
И приговаривает:
– Я те, козлу старому, покажу кресло! Покажу тебе плетёное! Ты, мудило смердячий, только о своей спидоносице и думаешь! Не обо мне, не о дочках, а всё только об этом шлюхином отродье! Ещё только разочек, пугало одноглазое, заикнешься о поганой своей выродке, я те тогда второй глаз вышибу! Понял, козлина?!!
Разболелась голова у Фёдора, разболелась нога. Упал он на пол, стонет.
А дочки-близняшки кричат ехидно:
– Так ему и надо. Обещал нам Интернету и не купил. Всё только о своей шлюшке малолетней вспоминает!
Отполз Фёдор в угол, затих. Авдотья вроде тоже успокоилась. Присела на табуретку, но руки на всякий случай в бока уперла. На мужа смотрит.
Тот приподнялся медленно, сел в углу на пол, утёр юшку из носа. Нащупал под рукой бутылку с самогоном. Достал зубами пробку…
Хлебнул раз. Враз голова прояснилась.
Хлебнул второй. Прошла боль в ноге, словно её и не было.
Тогда он присосался к бутылке и выпил её до самого донышка. Медленно-медленно поднялся, снял с пояса ремень армейский и тяжко ударил пряжкой прямо посерёдке стола. Что-то звякнуло, и в столешнице образовалась внушительная вмятина.
Авдотья попятилась, скалку выронив. Девки завизжали, забившись втроём на одну софу.
А Фёдор повыкидал их всех из дома с криком:
– Я, б…, контуженый. Всех, нах, порешу и мне, нах, них… не будет!
И погнал их, родненьких, кругами вокруг деревни!
Потом загнал обратно в дом и лишь тогда смыл кровь с лица водой ледяной.
Сказал негромко:
– Ну чего, жена, сидишь? Суп давай подавай!
В ту ночь заделали они мальчонку.…Приехала Катюха домой. Идёт-боится, справку мятую в руке сжимает. А Авдотья улыбается ей сладко-сладко ртом щербатым:
– Катюшенька родненькая возвернулась. Вот батька-то наш обрадуется!
Полюбить-то она её не полюбила, но трогать больше не смела.