Литература русского зарубежья (1920-1990): учебное пособие

Но, несмотря на достаточно высокую активность творческой жизни, уже в скором времени Бальмонт начинает испытывать душевную неудовлетворенность. В письме к жене от 26 декабря 1920 г. он делает характерное признание: «Я знал, уезжая, что еду на душевную пытку. Так оно и продлится… <…> Я хочу России. Я хочу, чтобы в России была преображающая заря. Только этого хочу. Ничего иного… <…> Духа нет в Европе. Он только в мученической России»⁶. Однако вернуться на родину поэту было не суждено… Командировка вскоре окончилась, и он стал «полноправным» эмигрантом. Перед Бальмонтом возникает сложная дилемма: возврат в страну большевиков был исключен, а западная свобода, не обеспечивавшая главного – «соучастия душ», ему, мягко говоря, не нравилась. По этой причине Бальмонт покидает Париж и поселяется в небольшой деревушке на берегу Атлантического океана. Здесь он работает над книгой стихов «Марево» и автобиографическим романом «Под новым серпом».

Сборник стихов «Марево», опубликованный в Париже в конце 1922 г., был, собственно говоря, первым его эмигрантским сборником. Он вобрал в себя стихи, «написанные в 1917 году, где основная тема – распад старой России, революция, в 1920 году, когда поэт видел родную страну в новых оковах, и в 1921 году, когда лирический герой Бальмонта испытал вдали от России, среди “чужих”, весь драматизм изгойного существования»⁷. Ностальгическая интонация, отчетливо проявленная в этой книге, определит звучание и большинства последующих поэтических сборников Бальмонта. Так, в стихотворении «Прощание с древом» (1917) поэт признается:

Я любил в этом древе с ресницами Вия,
Между мхами, старинного лешего взор,
Это древо в веках называлось Россия,
И на ствол его – острый наточен топор⁸

.

Символически это же ощущение утери прежней жизни, прежней России выражается и в стихотворении «Лежать в траве, когда цветет гвоздика…»:

Жестокость золотого циферблата.
О солнце! Заходи. Придет она.
Весь разум взят, все сердце жаждой взято.
Секунды бьются в пропасти без дна

Они поют, и в каждой – боль пронзенья.

Хочу. Люблю. Где солнце? Ночь уж тут.
Луна горит. В ней правда вознесенья.
Я сжат кольцом томительных минут⁹.

Россия в ряде стихотворений («К обезумевшей», «Химера», «Злая масляница», «Российская Держава», «Российское действо», «Красные капли») предстает «обезумевшей», потерявшей свое былое величие, самый разум, погруженной в результате «дикого пира», «российского действа» (революции) в сон, пробудившись от которого, она оказывается «вновь в цепях». Поэт чувствует и свою собственную вину в случившемся, признаваясь, что «не принять обвиняющий голос нельзя». Но как же произошло, «что тот, кто так звонко поет, / Так бесчестно свой край предает?» («Маятник»). На чужбине он чувствует себя узником, которому под стать только попугай в клетке, так же как и он, «утративший родимый край» («Узник»). В сборнике есть стихотворения, приближающиеся к произведениям на «любовную» тему; мотив разлуки в них – определяющий («Оттого», «Звук», «Сны»).

Сборник «Марево» примечателен и в другом отношении – в нем появляются стихи религиозного содержания («А теперь», «Химера», «Злая масляница», «Раненый», «В чужом городе», «Звездная песня», «К братьям», «В черном» и др.). Происшедшая с Россией катастрофа здесь осмысливается в контексте утери народом Бога: в Москве давно заседает «саранча бесовской свитой» («Хлеба нет»), а над всей страной раскинута «паучья удавная нить» («Я рад»), и кажется, что уже навсегда «человек в человеке умолк» («Маятник»)… Но Поэт продолжает верить, что «вспоенная кровью, поящая лжами» новая власть, «как только исполнится мера», окажется в ею же «вырытой яме», поскольку только там ей и место – «из чада исшедшей, призраку-химере» («Химера»).

По справедливому замечанию современных критиков, «сквозной лейтмотив бальмонтовской книги – “в мареве родимая земля” (стихотворение «Из ночи»). Развивается этот мотив очень нервно и неровно, то сбиваясь на публицистический лад, то приобретая медитативно-лирический тон, то достигая пафоса философского реквиема»¹⁰. В «Мареве» – «книге высокого трагизма» (В. Крейд) – заметно усиливается (в первых двух разделах) публицистичность, что, в свою очередь, приводит к демифологизации, к изменению образной символики. Явления природы (человек, растительный и животный мир) теперь знаменуют катастрофичность современной жизни в России, где нет ни свободы, ни радости.