Литература русского зарубежья (1920-1990): учебное пособие

Принято считать, что стихов в эмиграции Гиппиус писала мало. Так, секретарь Мережковских В. Злобин, хорошо знавший все подробности жизни и творчества писательницы за рубежом, считал, что «для Зинаиды Гиппиус – это эпоха упадка. На нее точно находит какое-то затмение. Она погружается в полную безнадежность, на самое дно “ледяного озера”»¹². Вне всякого сомнения, эти слова, вызванные осложнением их взаимоотношений (под самый конец жизни Гиппиус), не соответствуют действительности. В эмигрантском периоде жизни и творчества Гиппиус, конечно, были кризисные моменты, но всегда она была деятельно занята: писала стихи и прозу, занималась общественно-политическими вопросами, организовывала литературные кружки, выступала как критик.

Сборник «Стихи: Дневник 1911–1921», как уже упоминалось, составили произведения, написанные в разные годы, в России и за ее пределами. Что касается эмигрантской части, то существенное ее отличие от всего прежде написанного заключается в новом качестве сознания лирического героя, который четко разделяет свою жизнь на два периода: до отъезда и после отъезда из России. В стихотворении «Там и здесь», открывающем одноименный цикл, в типично «резкой» манере (на принципиальном противопоставлении) передается драматизм жизни и судьбы изгнанника: «Там – я люблю или ненавижу, – / Но понимаю всех равно»; «А здесь – я никого не вижу. / Мне все равны. И все равно»¹³.

Публицистическая заостренность позиции Гиппиус, отчетливо выражаемая и соотносимая с современностью, дала критикам основание назвать ее стихи 20-х годов агитационными, что не совсем верно. Даже в «Походных песнях» (Варшава, 1920; под псевдонимом Антон Кирша) не все стихи таковы. На специфически новое качество стихотворчества Гиппиус точно указал современный исследователь: «Ее стихи этого времени словно выходят за пределы собственно поэзии, приобретая особую интонацию, притягательную и отталкивающую одновременно»¹⁴.

В «Походных песнях», также вошедших в «Дневник», самым значительным бесспорно является стихотворение «Родине»; в нем Гиппиус «развивает образ любви-ненависти к матери-России, горящей в “неочищающем огне” гражданской войны вместе со своими детьми, у которых от всех этих раздоров душа разрывается на части»¹⁵:

Не знаю, плакать иль молиться,
Дождаться дня, уйти ли в ночь,
Какою верой укрепиться,
Каким неверием помочь?

И пусть вины своей не знаем,

Она в тебе, она во мне;
И мы горим и не сгораем
В неочищающем огне.

И все же, несмотря ни на что, герой не мыслит себя без России:

Повелишь умереть – умрем.
Жить прикажешь – спорить не станем.
Как один, за тебя пойдем,
За тебя на тебя восстанем (С. 257).

В цикл «Там и здесь» вошли и стихотворения, где главным является прошлая жизнь, близкие поэту люди («Оттуда?», «Глаза из тьмы»). Однако цикл, несмотря на минорный и даже трагический тон, завершается оптимистической нотой (что вообще характерно для поэзии Гиппиус). В стихотворении «Будет» (1922) жизнь лирического героя – alter ego Гиппиус – держится неиссякаемой верой в лучшую будущность:

Ничто не сбывается.
А я верю.
Везде разрушение,
А я надеюсь.
Все обманывают,
А я люблю.
Кругом несчастие,
Но радость будет.
Близкая радость,
Нездешняя – здесь.

В 1925 г. в Праге была издана книга Гиппиус «Живые лица» – «одна из первых книг литературных воспоминаний в эмиграции»¹⁶. Мемуары Гиппиус, как правило, вызывали достаточно однородную реакцию современников, и не случайно. «“Живые лица”, – отмечал В. Ходасевич, – написаны в литературном смысле блестяще. Это и сейчас уже – чтение, увлекательное, как роман»¹⁷. Единственное возражение вызвала та ее часть, где речь шла о Горьком (в очерке о Розанове «Задумчивый странник»). Обвинения в некорректности, в частности, высказала Н. Мельникова-Папоушек, посчитавшая, что «нельзя же в самом деле плевать и при этом оговариваться: не помню точно… быть может, было иначе»¹⁸. И все же реакция на эти мемуары, пожалуй, стала счастливым исключением из привычного и почти всеобщего неприятия прозы Гиппиус.