Литература русского зарубежья (1920-1990): учебное пособие

Вне всякого сомнения, Гиппиус весьма обдуманно подошла к формированию сборника «Сияния», словно подводя итог всем своим прежним лирическим медитациям о свободе и гармонии. «Сияния» отмечены «волевой устремленностью к миру непреходящих ценностей. В этом смысле образ-камертон, вынесенный в заглавие… адекватно соответствует и непосредственному содержанию книги, подчеркивает усиление в ней сакрального начала»²⁸.

Известно, что окружающий мир в поэзии Гиппиус обычно воспринимается через призму религиозного сознания. Сборник «Сияния» не стал исключением; более того, в нем появляются новые религиозные темы и образы. Центральный здесь образ св. Терезы Лизьеской («Вечноженственное», «Св. Тереза Младенца Иисуса»). Подчеркнем, что образ «маленькой Терезы», французской монахини-кармелитки, канонизированной в 1925 г., был крайне важен для мирочувствования Мережковских, был особо им близок и дорог. С ним, в частности, они связывали свою метафизическую концепцию любви-«влюбленности». Для Гиппиус, у которой и вера, и творчество, и в целом жизнь во многом выстраивались и определялись посредством разума, интеллекта, некоторая наивная простота и «детскость» веры св. Терезы была исключительно притягательна. Через ее опыт Гиппиус постепенно приходила к выводу: при наличии такой веры, такой любви разрыв между «здесь» (земным, практическим, дольним) и «там» (сверхреальным, метафизическим, горним) не только может, но и должен быть преодолен. А именно к этому Гиппиус-поэт и человек всю жизнь и стремилась:

Она не судит, она простая,
Желанье сердца она услышит,
Розы ее такою чистотою,
Такой нежной радостью дышат…

«St. Therese de l’Enfant Jesus»

(С. 274)

Некоторые изменения коснулись хронотопа поэтического мира Гиппиус. И хотя в 1920—1930-е годы основной его приметой по-прежнему остается беспредельность, все же он заметно конкретизируется («Пapa», «Прорезы», «8 ноября»). Так, в стихотворении «8 ноября», пронизанном философской грустью, говорится о беспредельности, беспрерывности и, к сожалению, неизменности жизни и судьбы лирического героя, что подчеркивает и состояние окружающего его мира:

Тихие сумерки… И разноцветная
медленно меркнущая морская даль.
Тоже тихая и безответная,
розово-серая во мне печаль.
Пахнет розами и неизбежностью,
Кто поможет, и как помочь?
Вечные смены, вечные смежности,
лето и осень – день и ночь… (С. 276).

Неизменные грусть и надежда – константы душевной жизни человека, разлученного с родиной, – составляют смысл и пафос миницикла «Южные стихи», включенного в сборник «Сияния». Четыре стихотворения миницикла («За что?», «Лягушка», «Жара» и «Дождь») раскрывают тоску по родине человека, для которого все яркие приметы жизни «здесь» [ «пальмовые перья», что «качаются на луне»; «светляки», пролетающие «ниткой золотой» («За что?»)] не более чем «мара ночи южной» («Лягушка»); и от сознания этого горечь разлуки с родиной только усиливается. Единственной и самой заветной мечтой лирического героя Гиппиус является желание видеть Россию свободной и счастливой, о чем с мольбою он обращается к Богу:

Не отступлю, не отступлю,
Стучу, зову Тебя без страха:
Отдай мне ту, кого люблю,
Восстанови ее из праха!
Верни ее под отчий кров,
Пускай виновна – отпусти ей!
Твой очистительный покров
Простри над грешною Россией!

«Неотступное»

(С. 266)

В творчестве Гиппиус 20—30-х годов немало стихов о России и среди тех, что не вошли ни в один из ее сборников (см.: «Господи, дай увидеть!», «Рыдательное» и др.). Образ родины незримо присутствует и в стихотворениях, посвященных жизни на чужбине («Гурдон», «Лик», «Подожди», «Здесь»). Чужая страна воспринимается лирическим героем как место, где можно лишь «дремать», но «жить – нельзя» («Гурдон»); и где «родных берез апрельские одежды» не заменят «бесшелестных платанов тени» («Лик»), вообще не заменит ничто, поскольку все «здешнее» было и остается чужим:

Я равнодушен к золоту чужому,
Ко всем на свете светам – отраженным

«Отраженность»

(С. 357).