Литературная Газета 6255 ( № 51 2009)

Бывает такое. Времени хронически не хватает. Или достаточно знать, что диск с любимым фильмом лежит в шкафу, а значит, в любой момент его можно оттуда извлечь, и уже одна эта мысль согревает душу. Но в данном случае причина, оказывается, совсем иная: «…в случае, когда фильм идёт по телевизору и Штирлиц, и дон Корлеоне пришли ко мне в телевизор в виде волны, которую я не контролирую, а если я поставлю фильм в виде диска в проигрыватель, буду смотреть и вдруг захочу пописать, я же могу остановить и Штирлица, и дона Корлеоне, и они будут покорно и неподвижно ждать, пока я писаю. Как я могу любить и уважать Штирлица, который ждёт, пока я писаю?»

По идее, на этом месте книжку можно закрывать, ибо всё уже понятно. Дальше будет «странное дело с фотографиями», где старинные снимки рассматриваются в уже опробованном ракурсе: «…на таких фотографиях у женщин такие платья, что невозможно представить, как они ходили в туалет». И изыскания по поводу неправильного употребления слова «хочу» на примере всё того же заведения, куда «хотеть невозможно… Туда надо или туда необходимо».

Книжку-то можно закрыть. Но стоит отметить, что помимо всего процитированного там прямо после Штирлица, которого непонятно как уважать, вроде бы вскользь мелькает фраза: «Любить можно только то, чего остановить невозможно». Нет, проблема не только в необходимости – раз уж взялся автор книжки писать! – правильно употреблять «чего» и «что». Ведь из этой проскользнувшей фразы, из этого двадцать пятого кадра сам собой возникает вывод: телевидение любить можно, а книгу, например?

А книгу, получается, нельзя любить, потому что чем она серьёзнее и глубже, тем больше вероятность, что придётся её отложить не потому, что приспичило, а ради необходимости осмыслить прочитанное. «Вы можете закрыть книгу и сказать ей: «Подожди». Вы её властелин, – писал в своё время Брэдбери. – Но кто вырвет вас из цепких когтей, которые захватывают вас в плен, когда вы включаете телевизорную гостиную? Она мнёт вас, как глину, и формирует по своему желанию».

Недаром новое сочинение Евгения Гришковца – непрерывный монолог. Мнёт, формирует, гонит в беличье колесо модных веяний… А если посмотреть на результат, то сомнительный юмор со страниц этого произведения вдруг неожиданно перекликается со старым и печальным анекдотом про человека, применявшего бумагу исключительно в духе описанной выше основной темы «Одновременно»: «И всё накапливается, накапливается. А с какого-то момента голова перестаёт расти. А интересно, где эти накопления помещаются? Иногда даже обхватываю голову руками и думаю: «Господи, какая же она маленькая! Пятьдесят восьмой размер всего. Такая маленькая, и сколько же в ней г...!»

Я прочёл рублёвскую газету...

Литература

Я прочёл рублёвскую газету...

ПОЭЗИЯ                                                                                                                   

Стихи из новой книги

Андрей ДЕМЕНТЬЕВ

***

Библейское гордое имя Мария

Родители маме моей подарили.

Когда я к словам приобщился впервые,

Я стал называть её мама Мария.

И радостно понял я в самом начале,

Как два эти слова красиво звучали.

А мама Мария под вечер мне пела

Свои колыбельные тихие песни.

И рядом со мной неотлучно сидела,

Когда меня в койку валили болезни.

Висела в углу над моею кроватью

В свеченье лампады большая икона.

Смотрела с неё на меня Богоматерь.

И было легко мне и как-то спокойно.

Святая Мария и мама Мария

От тяжких невзгод моё детство хранили.

И рос я под взглядом Пресветлого Лика,

И радость познав, и военное лихо.

И жизнь моя так бы светло не свершилась,

Когда бы не их материнская милость.

***

Кризис бродит по Европе.

Он не минул никого,

Ни шахтёра в тёмной робе,

Ни хозяина его.

По России кризис бродит.

Он явился не на час.

Власть при всём честном народе

Успокаивает нас.

Всё, мол, будет так, как надо.

Ну а где своя стезя,

Чтоб не падала зарплата,

Чтобы рубль поднялся?

Паникуют толстосумы.

Потончала их казна.

Просят власть, чтоб эти суммы

Возвратила им страна.

По России бродит кризис...

Чтоб не маялась душа, –

Мы ему оформим визу

И отправим в США.

***

Рублёвка живёт от России отдельно.

Она – как особое княжество в ней.

И столько князей расплодилось

удельных!

И каждый гордится судьбою своей.

А где-то поодаль ютится Россия.

Растит урожай, ловит рыбу в прудах.

Она никогда за себя не просила,

А всё добывала в нелёгких трудах.

И русский народ – не князья и дворяне.

Не вхож он в чванливое царство господ.

Но что-то такое он знает заранее,

Что дарит надежду и силы даёт.

***

Художник рисует цветы.

И только они на полотнах.

Теперь это, видимо, модно,

Чтоб праздничны были холсты.

Я задал наивный вопрос:

«Вам что – рисовать больше нечего?»

Художник взглянул недоверчиво

и тихо спросил: «Вы всерьёз?»

«Всерьёз…

Потому что вокруг

Жизнь корчится в муках и бедах…»

Но мастер затих у мольберта.

Ему говорить недосуг.

А время не втиснешь в горшок.

Не спрячешь в цветах наши беды…

Никто не забыл в День Победы

О тех, кто в войну в землю лёг.

***

Русский язык исковеркан доне’льзя.

И неформальная лексика в нём, –

Как по хрустальному полю – железом, –

Как по вишнёвому цвету – огнём.

Дай ему Бог одолеть эту скверну.

Впрочем, я знаю наверняка:

Каждое слово останется верным