Литературная Газета 6418 ( № 23 2013)

в твоей погас мёд. Чай загрустил.

Ты молчишь. Я говорю.

Держись и не мучай меня.

В потёмках тянутся друг к другу

твои испуганные колени.

Из телевизора тянутся к нам

чужие люди. В комнату

как туман проникает Коэн, my brother,

my killer. Я говорю.

Держись меня и не терзайся.

С тобой я боюсь,

чтобы ты не боялась.

перевела Марина ВАЛЕНЦОВА

Соломинка

Родился в 1946 году в селе Гбелце (Юго-Западная Словакия). Окончил факультет естественных наук университета им. Коменского по специальности "геология / химия". Преподаёт на факультете кино и телевидения Института искусств. Входит в число наиболее значительных словацких прозаиков, пишет рассказы для детей, а также сценарии для кино- и телефильмов. Автор более пятнадцати сборников прозы. В качестве сценариста сотрудничал с известными словацкими режиссёрами Душаном Ганаком («Розовые сны», «Я люблю, ты любишь») и Мартином Шуликом («Сторонка»). В 2000 году получил премию им. Доминика Татарки.

Старые девы, как соломинки, их красота никуда не исчезает, просто потихоньку увядает, покрывается пылью. Гана - такая соломинка. Ей тридцать лет, она не замужем, полжизни у неё за спиной и ровно столько же в перспективе. Гана верила, что, когда она умрёт, ей будет шестьдесят – неизменно красивая, совсем ещё молодая. Однажды утром она вдруг решила померить свой рост, прислонилась спиной к дверному проёму между кухней и спальней и приложила к голове треугольную линейку, прямым углом к стене. Затем Гана осторожно высвободилась из-под линейки, обернулась, прошлёпала босиком по ковру и прислонила треугольник к оконной раме.

Она намерила сто шестьдесят семь сантиметров, на один сантиметр меньше, чем двенадцать лет назад, когда она получала аттестат зрелости, – тогда она напоследок решила померить рост и взвеситься в приёмном кабинете школьной амбулатории. Год спустя она стала ниже ещё на сантиметр – и всерьёз поверила, что, когда она умрёт, её рост будет составлять один метр тридцать шесть сантиметров.

Она размышляла о своём теле.

Оно осталось невостребованным, собственно, она сама его каким-то непонятным способом использовала просто для того, чтобы ей было где (вернее, в чём) жить.

Это глупое и одновременно приятное настроение всегда накатывало на неё по вечерам, когда она ложилась в постель, ощущение на грани жизни и смерти, в промежутке между сном и недвижным бодрствованием, ей казалось, что душа отделяется от тела, поднимается ввысь на невидимой нити и пускается лететь по ветру точно бумажный змей, при этом в любой момент невесомая душа может посмотреть вниз и только из жалости вернуться к скучающему телу...

Одна отрада: ей казалось, что она похорошела.

В эти дни её стал преследовать на улице незнакомый мужчина в тонком плаще, который волочился за ним по земле и менял цвет, подстраиваясь под небосвод. Иногда он был серым, иногда синим – а когда год клонился к концу и наступала осень, плащ был красно-жёлтым, словно бы вспыхивая от заката и отражаясь во всех окнах улицы. Но это Гана поняла уже позднее. Сначала она разглядела лицо мужчины, затем изучила его походку, он никогда не улыбался, и она ни разу не слышала шум его шагов. Она представляла себе, что ботинки у него с резиновыми подошвами, а сверху мягкая и податливая замша, которая не оставляет отпечатков и заглушает все звуки. На самом деле мужчина ходил босиком. Но и об этом Гана узнала только потом, а плащ на мужчине был длинный, она никогда не видела его ног, но о его походке тем не менее гадала – в том числе о ботинках, поскольку одно немыслимо без другого. Он ходил очень быстро, но умел ходить и медленно. Порой он по часу мог красться за ней ровно с той же скоростью, что и Гана, которой эти прогулки всё больше начинали нравиться. Однако стоило ей обернуться и на миг потерять его из виду, как он, такой маленький издалека, пропадал с противоположного конца улицы, и вот уже вырастал в двух-трёх шагах за ней, и продолжал шагать следом. И опять она ничего не слышала, ни ходьбы, ни бега.