Литературная Газета 6446 ( № 3 2014)

Проект и творческие гонорары, не подтверждённые ни мерой труда, ни материализацией, – гениальный способ прокачки денег на неведомо-потаённые цели. Уже никто не вспоминает о многоэтапном международном архитектурном конкурсе на проект Пермской картинной галереи и затраченных средствах, тем более уже в самом начале закрадывалось подозрение, что строить никто ничего не собирался. Сейчас музей Permm занимает старое эклектичное здание речного вокзала, и согнанные к нему по-деревенски дичащиеся города, столбы из Николо-Ленивца, на моё неразумие, значительно уступают расположившимся недалеко на выставочной площадке авангардно вздыбленным 152-миллиметровым гаубичным стволам – продукции Мотовилихинского завода. Прочитав о небывалой популярности пермско-гельмановских проектов, охвативших более миллиона зрителей-посетителей, вспомнил, как, видимо, и сам оказался среди считанных. Как-то поздно прогуливаясь по набережной, заинтересовался поставленной на постамент перед музеем изрешечённой «копейкой». Подозревая, что передо мной арт-объект, требующий почтения, но попутанный полуночной темнотой, решил определить, из чего стреляли – из АКМ или ДШК. Едва успел выдернуть палец из пулевого отверстия, вспугнутый неведомо откуда с грозным окриком взявшейся смотрительницей в камуфляже – «не сметь трогать экспонат!!!» Теперь-то понимаю, что, возможно, в этот момент я и стал переписанным и активным участником «пермского действа».

Ребёнок, немного узнавший о Гельмане, огорошивает: «Так он же непобедим!» Тут же пугаешься: «Как? Почему?» Компьютерное дитя просвещает – сколько ни стреляй в «тёмную планету», она только раздувается, сколько ни переходи с уровня на уровень, только множишь готовых угробить тебя супостатов, и тут уже сам сравниваешь узнанное с кнопочными техновойнами, уподобляясь жертве, преследуемой «дроном», управляемым из безвестно-далёкого штата. Просвещённо смирившись с тем, что вчерашнюю глумливость следует относить к высокохудожественным провокативным практикам и жестам, мучаешься, как некоторые сердобольные террористы: «Царя-то убить благо, а вот кучера за что?» Ну ты-то, начитавшись постмодернистских гуру, готов всё стерпеть, но что делать другим, верящим, что искусство призвано отражать совершенство бытия, через катарсис, «облившись над вымыслом слезами», одолевать невыразимый трагизм человеческой жизни. Ещё недавно униженным и оскорблённым либерально советовали идти в суд. Но как только пошли и стали выигрывать, что тут началось? Как посмели нерукопожатные подать голос? Хотя прекрасно осведомлены о бесконечных процессах хотя бы тех же нью-йоркских мэров против не столь уж агрессивных по нашим меркам местных акионистов, о рассмотрении вопросов о «современном искусстве» в нижней палате американского конгресса, о лишении федеральных дотаций склонных к рипорографии музеев. Но всё это в цивилизованном мире. А ты терпи принудительное скоморошество.

Перейдя от алармизма к пораженческому пессимизму, обречённо любя современное классическое искусство, всё ещё надеясь на его будущую жизнь, пытаешься понять, как уберечься от супостатов. Во время пребывания в Перми увидел листовку с призывом художников к пермским богам одолеть варягов. То ли идолы помогли, а скорее, деньги кончились, Гельман Пермь оставил, пытаясь перебраться на благодатную Кубань, тем более в период олимпийского изобилия. Но тут подвёл народ, не оценивший умеренные, подобно мягким наркотикам, дозы актуального, рассмотрев по казачьему опыту за лёгким авангардом застрельщиков тяжёлые оккупационные войска. Вот уже одна неведомая сопротивляющаяся сила.

Вторая помельче – превращение вселенной, сократившейся до «баньки с пауками» в «банку», с её обязательными законами взаимопоедания, в котором особо сильны изящные амазонки постмодернизма. Очевидный «евроремонт» московского культурного пространства не оставляет места агрессивному кураторству, одномоментно заменяемому политкорректными европейскими продуктами, правда, как и полагается, залежало-недоброкачественными, продаваемыми втридорога. Наблюдать это интересно, хотя понимаешь, что экспериментально изучается: от чего быстрее умирают – от привитой чумы или холеры?

Но тем и велика классическая русская культура, что в ней всё уже было сказано. Просто до поры до времени что-то остаётся не до конца прояснённым, а в полноте проявляется сообразно требованиям дня и часа. Уже не очень веря, что «мир красотой спасётся», вспоминаешь третью силу – слова старца, одолевшего «гражданина кантона Ури» прошёптанным: «Некрасивость убьёт».

Сергей ГАВРИЛЯЧЕНКО

Теги: Марат Гельман , Пермь , культура

«Голос отца»