Случилось так, что в конце 80-х годов я, в прошлом профессиональный военный моряк, стал в качестве журналиста ходить в Арктику на судах Северного и Мурманского пароходств. Мои полярные рейсы были вызваны обстоятельствами далеко не праздными. В Союзе писателей действовали морские комиссии: военная, шефская и литературная. Такое обилие было не случайным. В российской словесности существовало направление - маринистика, и была она представлена славными именами – Бестужев-Марлинский, Новиков-Прибой, Виктор Конецкий. Впрочем, стоит ли перечислять: список бы получился довольно значительным. Членство в этих объединениях сулило несомненные выгоды, главной из которых было манящее и радужное, как янтарь, заграничное плавание. О том, что суда морского флота ходят и не покидая Отечества, почему-то никто не вспоминал. Зато рейсы в Лондон, Балтимору, Рио-де-Жанейро манили неудержимо. Почему-то считалось, что если литератор N опишет героический труд сухогруза, везущего из Питера электродвигатели, спрос на эти грузы увеличится в разы и соответственно возрастут доходы перевозчиков. Ради подобной перспективы не жалко было ни валюты, ни отдельных кают. Стоит ли говорить, какое количество поэтов, прозаиков, драматургов немедленно причислило себя к маринистам. В их числе был и автор этой статьи, который, к слову сказать, имел для этого все основания: капитан 1-го ранга в отставке, служил на трёх флотах, плавал и на воде, и под водой. И вот тут-то произошло то, чего я ожидал меньше всего. Оказалось, путь в загранрейсы для меня заказан: я беспросветно невыездной и даже о родной, почти советской Польше и то мечтать не могу. Причиной оказалась служба на Военно-морском флоте; вместе с погонами я утратил и доверие.
Прошло несколько лет. Я смирился с этой несправедливостью, пока неожиданно не вспомнил, что существуют рейсы, для которых не требуются никакие визы, и называются они арктическими. А поскольку, кроме меня, заполярных энтузиастов не оказалось, то я без малейшего затруднения стал ходить по трассе Северного морского пути. Вскоре я стал своим человеком на Диксоне, в Тикси, в Певеке. Со мной здоровались экипажи не только сухогрузов, но и ледоколов. Я вспомнил сейчас обо всём этом, когда прочёл, что В.В. Путин ратует за восстановление нашей военной авиации в Арктике.
Прежде всего вспоминается Тикси. Это был один из первых полярных городов, где мне пришлось бросить якорь. Опять я увидел деревянные дома на сваях, кое-как замощённые улицы, увидел в небе краснозвёздные машины. Военные в Тикси сразу бросались в глаза: крепко сложенные парни с обветренными лицами, с голубыми погонами на меховых куртках. Мне не довелось побывать в их казармах. Чего не было – того не было. Но на улицах Тикси я их встречал ежедневно. Кстати, об особенностях тиксинской архитектуры. Дома здесь стояли на сваях, потому что иначе пришлось бы их ставить на вечной мерзлоте. А такое не разрешалось. Встречал я лётчиков и в единственном на весь город ресторане "Север". Почему-то авиаторам пришёлся по душе этот вытянутый в длину «Север». Помню, я тогда же и стихи написал:
Смею уверить: стихи читались.
В