Читаем Литературная Газета 6473 ( № 30 2014) полностью

«Тарханы» с каждым годом становятся всё краше и лучше, повинуясь лермонтовскому духу. «По-лермонтовски» работает в «Тарханах» директор музея-заповедника Тамара Мельникова, следуя заветам поэта:

Мне нужно действовать, я каждый день

Бессмертным сделать бы желал, как тень

Великого героя, и понять

Я не могу, что значит отдыхать.

Построено новое здание музейно-просветительского центра, где есть гостиница, зал, столовая. Всё это очень гармонично вписывается в красоту «Тархан», ещё строятся и скоро примут гостей крестьянские избы ХIХ века. В музее-заповеднике проводится большая книжно-издательская и научная работа.

«Тарханы» живут, действуют и с каждым днём всё больше и больше привлекают людей.

Для меня Лермонтов дорог ещё и тем, что он любил Кавказ, как никто другой. Его проницательные глаза видели не только красоту гор, пленивших его с юности, но и бессмысленную гибель людей на Кавказской войне. Он любил горцев. И понимал и принимал их боль, потому он остался в сердце каждого кавказца. Ведь здесь он написал самое таинственное своё стихотворение «В полдневный жар в долине Дагестана».

К юбилею Лермонтова в Дагестане мы издали книгу поэта «Люблю я цепи синих гор» на всех дагестанских языках, для нас он всегда останется русским кавказским поэтом.

Сам Лермонтов так определил значение поэта:

Твой стих, как божий дух, носился над толпой;

И отзыв мыслей благородных

Звучал, как колокол на башне вечевой,

Во дни торжеств и бед народных.

Это высшее назначение! «Я родину люблю и больше многих» – так сказал он. И я сегодня говорю: «Я Лермонтова люблю и больше многих». И моё сердце рядом с ним – в «Тарханах».

Теги: литературный процесс

Способ проживать жизнь

Денис Гуцко считает, что литература без читателя никогда не останется

- Денис, вы постоянный автор "Свободной прессы", неравнодушно откликаетесь на украинские события. Что для вас означает быть патриотом своей страны? И как преломляется (если преломляется) в контексте войны понятие патриотизма?

– Мой отклик на украинские события вовсе не произрастает из чувства патриотизма. Майдан для меня плох не тем, что затронул интересы российского государства или задел во мне лично некое имперское чувство – он плох главным образом тем, что привлёк в качестве ударной силы ультраправых радикалов, полагая, возможно, что в нужный момент сумеет отодвинуть их в сторонку. Я вырос в Тбилиси и в своё время наблюдал воочию за тем, как развивались сюжеты националистической революции под руководством Гамсахурдиа и компании. Я знаю не по учебникам: вооружённые маргиналы, подогретые националистической риторикой, допущенные однажды порулить страной, на задний план добровольно не уходят. Вытеснение их на обочину политической жизни – всегда вопрос затяжного хаоса и большой крови. Что мы и видим на Украине: Дом профсоюзов, легализация боевиков через нацгвардию, жестокость нацгвардии в Донбассе (почитайте, что пишут профессиональные украинские журналисты о том, кто и как воюет в батальоне «Азов», например). И – что немаловажно, совершенно садистская реакция огромной части так называемых украинствующих, радующихся каждой смерти «колорада». Всё это прямые следствия преступной беспечности патриотов майдана в отношении к доморощенному неонацизму имени Степана Бандеры. Новая Украина вызывает у меня отторжение как у человека, не приемлющего агрессивный национализм в любом виде и в любой дозе. Точно так же я реагировал на российскую Манежку и «грузинские облавы», начавшиеся в столице после конфликта в Южной Осетии. Национализм как политический проект одинаково отвратителен мне что в Киеве, что в Москве. Потому что всегда ведёт к губительному упрощению реальности и чаще всего к человеческим жертвам. Это реакция не патриота, а интернационалиста, если угодно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная Газета

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное