Литературная Газета, 6550 (№ 16/2016)

Быть патриотом страны своей, коль мы говорим о литературной точке зрения на этот вопрос, для национальных писателей РФ крайне непросто. Так куда же тогда остаётся шагать нашему удмуртскому писателю, государством не замеченному, на родине своей безгонорарному, столичным литературным удальцам чужому? А шагать в свою жизнь, взяв путеводной звездою в пути, при отсутствии других верных ориентиров, немодные ныне каноны жизни своего немногочисленного народа: любить землю предков своих, трудиться на ней, почитать своих родителей, заботиться о семье, быть опорой старикам, растить людьми детей своих, беречь природу, хранить язык свой и культуру. И не забывать о Боге.

Бодрость неправды

Бодрость неправды

Литература / Литература / Мастерская критика

Герасимова Анна

Теги: критика , литературоведение

Размышления о сочинениях Натальи Громовой

В последнее время заметно усилился интерес к литературе нон-фикшен. И это прекрасно. Читателей привлекают биографии писателей, свидетельства очевидцев, документы, дневники – всё то, что можно обобщить словом «достоверность».

Отдельный разговор о попсовых «исторических расследованиях», наполненных сплетнями и дешёвой сенсационностью. Но такие книги, как правило, видны уже по оформлению.

Тем обиднее натыкаться на более изощрённую подмену, когда видимость интеллектуального труда маскирует всё ту же недобросовестность. Наталья Громова – автор, как будто бы претендующий на глубину и качество работы. Сам контекст сложных и трагических событий, к которым она обращается, требует особой точности, не допускает листовочных обобщений, а главное – грубых ляпов.

Конечно, подкупает, что Наталья Громова увлечена историей литературы и по мере возможности пытается восстановить события и отношения минувшего. И даже стиль её книг, в которых всё перемешано – и переписка литераторов, и дневники, и собственные «философские отступления», – можно было бы приветствовать как оригинальный.

Беда в нагромождении нелепиц и не­былиц.

Да, можно было бы, смирившись, не реагировать на это, но тогда надо фаталистично признать: никаких правил нет уже нигде, редактура и fact checking упразднены, правдивость и добросовестность не нужны.

На обилие громовских ошибок безответно пытался обратить внимание историк-архивист Леонид Максименков в журнале «Вопросы литературы» (№ 1, 2008), впрочем, признававший: «трагикомичный перечень можно продолжать до бесконечности».

Вот лишь некоторые из множества его замечаний. «О первой жене Дмитрия Петровского – Марике Гонта: «На съёмках фильма «Путёвка в жизнь» <…> случился роман с режиссёром Н. Экком. Роман длился недолго, режиссёр был арестован». Экк арестован никогда не был. О супруге литературного критика Корнелия Зелинского и об актёре и режиссёре Юрии Завадском сказано: «Влюблённость Елены Михайловны [Зелинской] в Завадского, видимо, и вызвала её поездку в Ростов, а затем в Таганрог, где находился с театром сосланный режиссёр»… Но ссылке ни он, ни его актёры подвергнуты не были. Студия переехала в только что построенный ультрасовременный театр в Ростове-на-Дону, и Завадский был назначен на должность художественного руководителя Ростовского театра драмы им. М. Горького. Это было не ссылкой, а творческой командировкой. Таганрог и его драматический театр здесь вообще неуместны… В мае 1938 года Н. Тихонов «работал над сценарием «Друзья»: о Кирове, Сталине и Орджоникидзе, их большой дружбе и революционной деятельности на Кавказе». В кинофильме Лео Арнштама «Друзья» среди действующих лиц нет ни Сталина, ни Орджоникидзе, ни Кирова».

По признанию Максименкова, купив «Узел», он «ждал поучительной встречи с непредсказуемым прошлым. Интерес сменился недоумением. Потом появились и другие эмоции. В итоге получилась добровольная пытка под стать той эпохе, которую эта книга затянула ещё более тугим узлом…»

А вот литературовед, член-корреспондент РАН Наталья Корниенко в статье «Неужели судьба моя – вечно война, о войне…» («Наш современник», № 12, 2015),обращается к книге «Распад. Судьба советского критика» (2009), где приведённые Громовой дневники прозаика и драматурга Всеволода Вишневского сопровождены лишь оскорблениями: «Славился Вишневский графоманией…» – и всё в таком духе. Прочитав книгу, Корниенко недоумевает, для чего «опускаться до прямых фальсификаций», но не менее печалят её и просто ляпы – свидетельство лихой небрежности: например, по Громовой, Вишневский (получается, что иронически) в 1946-м записал о Пастернаке: «копается в предках, пишет прозу…», на самом же деле – «копается в грядках» и так далее…

Признаться, я бы поленилась перечить вольной сказительнице, но дело в том, что и в «Узле», и в «Ключе» она пишет о моей матери – писательнице Валерии Анатольевне Герасимовой, которая за себя ответить не может. Ответить Наталье Громовой я собиралась давно, вдобавок каждый раз при чтении очередного её исследования удивление небрежностью и неправдой нарастало.