Литературная Газета, 6556 (№ 23-24/2016)

После разрушения СССР в России наступило время обезьян. Обезьянничали, пытаясь копировать западные модели, во всём: в экономике, в политике, на эстраде, в театре… И в школьном образовании. Получаются, как правило, карикатуры, которые их авторы гордо именуют реформами, новациями и прочими приятными прогрессивными словами. Меж тем школа должна, во-первых, соответствовать национальному менталитету, а во-вторых, работать на ясно сформулированный результат: кого и для какого общества она готовит. К сожалению, чиновники от педагогики («Прощай, школьный звонок?», «ЛГ» № 18–19, 2016) чаще всего не понимают ни первого, ни второго.

Так случилось, что мне довелось близко познакомиться с моделью средней школы Финляндии, читая там лекции на курсах повышения квалификации. В 90-е годы в стране появилось много детей переселенцев из России, они пошли в финскую школу, известную своими высокими международными показателями, и… учиться зачастую переставали вовсе, а учителя не понимали, что с этим делать. Поэтому меня пригласили объяснить педагогам, что такое русская школа в сравнении с финской и подумать вместе, что можно предпринять, чтобы интегрировать в последнюю маленьких россиян. Советская школа на Западе считается авторитарной, «неправильной». А я после лекций вдруг услышала: хорошо бы нам, финнам, перенять кое-что из советской школы. Сказано это было в те времена, когда от советской школы почти ничего не осталось – в конце 1990-х. И в России во всю прыть пытались копировать «западную школу» (хотя такой общей модели просто не существует).

Финнов с раннего детства приучают к самостоятельности: они сами решают, что им делать, а что – нет, и несут за это ответственность. Если русские дети привыкли к опеке, к контролю, к требованию «ты должен», то финнам предлагается: «ты можешь». И если ребёнок не хочет воспользоваться имеющимися возможностями, ну и не надо: принуждать учиться запрещено. С ним может побеседовать «учитель будущего» – специалист по профориентации – и вынести свой вердикт: ученику рекомендована в будущем работа, не требующая того, чему он не желает сейчас учиться.

Чувство достоинства ученика остаётся в целости и сохранности, зато таким образом финны теряют многих потенциальных специалистов. Известно немало примеров, когда троечник к концу школы вдруг увлекался, положим, биологией, а потом становился блестящим учёным.

Учитель в Финляндии – не вершина иерархии, а фасилитатор – человек, облегчающий групповую коммуникацию, «помогающий ученикам самим познавать мир и учиться друг у друга». Ученик русской школы, приученный к достаточно большой дистанции между ним и учителем, попадая в такую ситуацию, легко воспринимает её как разрешение вести себя развязно и фамильярно. У финнов, воспитанных в условиях регламентации поведения, подобного не происходит: свобода свободой, но в известных границах; финны вообще люди инструкции.

Учитель не рассказывает материал – всё есть в учебнике. Однако любовь к предмету очень часто начинается с любви к учителю-предметнику, посему тут также видятся упущенные возможности и нереализованные жизненные сценарии. Преподаватель не вызывает к доске, а ходит по классу (в классе работает ещё и помощник учителя, это отдельная должность), оказывая поддержку при выполнении заданий, которые могут быть разными: у того, кто послабее, задание полегче, но, успешно выполнив его, он получит поощрение; у того, кто посильнее, оно труднее, и если он плохо с таким заданием справляется, то и отмечен будет низким баллом. Своеобразная реализация принципа «от каждого по способностям, каждому – по труду».

Русская школа была ориентирована на сильного ученика, финская – на слабого. За счёт этого первая давала в будущем большое количество интеллектуалов, интеллигенции, при этом отстающие действительно испытывали чувство унижения и потому нередко школу ненавидели. У финнов учёных и вообще интеллектуалов немного, зато дети спокойны, в школу ходят с удовольствием и им не снятся кошмары о том, как они заваливают экзамен.