Улетаем всё дальше за новым ответом.
«Чёрных дыр», «белых карликов» знаем число,
Пору «звёздных дождей», астероидов стаи.
Космонавт — это нынче уже ремесло.
Ну а мы всё летаем, летаем, летаем...
О небесная высь! О земной небосклон!
Как таинственны вы в своём блеске и дали,
Как страшна пустота... Так и видится Трон
В темноте и Творец во Дворце из хрусталя...
На просторах Вселенной планета Земля
Неприметна средь звёзд и от Солнца далече...
Но на ней — всё живое: моря и поля,
И на ней — миллиарды «планет» человечьих.
Мы не знаем, как выглядят люди вблизи
С их живыми мирами. Так длится летами.
То Природа мешает, то Космос грозит,
То нагрянет пожар. Мы — летаем, летаем...
Разлетаются страны одна от другой,
Разлетаются люди галактик быстрее.
Мир озлоблен, кипит. Мир беремен войной.
Неизвестный Стратег чертит страшные стрелы.
КУДА СПЕШИМ?..
«О времена! О нравы, господа!» —
Твердим упорно мы друг другу век от века,
Возможно, с той поры ещё, когда
Всевышний сотворил по шутке человека.
И человек — ничтожное ничто —
То гордо надувает щёки: «Я — и Время»,
То, ужасаясь, падает ничком,
Пред беспощадным в гневе Хроносом немея.
О, да! У Времени любимцев нет.
И никаких врагов — оно всесильно, Время,
Сметает и хоронит в Лету всех.
И никакого смысла нет кивать на Время.
Оно стоит, как берега реки,
Бесстрастно, не смущая лик свой, наблюдает,
Как тонут страны и материки,
Земные полюса места свои меняют.
Настанет миг — неыслимый такой! —
Когда взорвётся Солнце, а Земля остынет,
И станет не Планетой, а Звездой,
Могилой Человечества Всеобщей станет...
Тот миг далёк. И, видно, оттого
Мы мним — нам суждены эпоха, эра, вечность.
Мы погоняем Время, как седок,
Несущийся в глухую бесконечность.
Куда спешим, скажите, господа?
Зачем грызём друг другу глотки, словно звери?
Ведь это гонки к Смерти, в Никуда!
Конец придёт скорей, чем движемся быстрее.
Модернизация — вот ваш фетиш.
Глобализация — звучит, сознайтесь, гнило.
Хочу спросить тебя: «Зачем спешишь,
О, Человечество, в Единую Могилу?»
ПОКОЛЕНЬЕ МОЁ..
Поколенье моё, мы уходим...
И уйдём скоро все. Навсегда.
Не беда, что наш век на исходе.
Мы оболганные — вот беда.
В этом мире — порочном и пошлом,
Где хозяйствуют мытарь с невеждой,
Мы должны защитить наше Прошлое,
Чтоб хоть внукам оставить надежду.
Поколенье моё, нас немало,
Велико наших душ исступление.
В бой! Вперёд, старики! Прочь забрала!
Дон Кихоты идут в наступление!..
* * *
Мне не нужны заморские края,
Хоромы, золото, текущее рекою.
Мне дороги лишь родина моя,
Да сад, взращённый милою рукою.
Ах, если было мне дано велеть,
Чтоб саду вечно цвесть и вечно плодоносить,
Чтоб в гуще сада птицам вечно петь
И чтоб в наш сад не приходила Осень!..
Увы, всему на свете свой черёд,
Свой день и час всему на свете, всякой вещи.
Приходит, чуть пожив, уходит род...
И только смерть и перемены вечны.
Вот потому-то в сердце маята,
Вот отчего душа моя болит натужно,
Вот почему — всё тлен и суета,
Вот почему — мне ничего не нужно.
«Мне ничего не нужно!» — говорю.
А только б ясно видеть в просвет тучи узкий,
Как стая журавлей летит в зарю,
Уходит вдаль, курлыкая по-русски...
ПРО ВОЙНУ
Чтобы взять винтовку,
Был я слишком мал,
Что война — воровка,
Я не понимал.
Что война-уродина
Крошкою свинца
Первым в нашем роде
Украдёт отца,
Я тогда не ведал
И не знал того,
Что лихая ведьма
Брата моего
Унесёт в могилу
Следом за отцом.
Вспоминать нет силы
Мамино лицо...
В мёрзлом Ленинграде
Ела лебеду,
Выжила в блокаде,
Одолев беду.
Стала вся седая —
Трое на руках...
Как смогла, не знаю,
Вырастила птах.
Был тогда я кроха.
Что я сделать мог?
Слышать пушек грохот,
Да снарядов вой.
Плакал и пугался,
Есть просил и ныл.
Был я ленинградцем,
Я в блокаде жил.
Не убит, не ранен,
Но болит во мне,
Ноет беспрестанно
Память о войне.
Дали б мне винтовку
Хоть и мал я был —
Я б войну-воровку
Всё равно убил.
ПРИСТАНЬ МОЯ ДЕРЕВЕНСКАЯ*
Там, где леса вековечные,
Там, где поля, как моря,
Где глухомань бесконечная,
Там — деревенька моя.
Нет большака в за сто вёрст вокруг,
Торной дороги зимой.
Коли беда навалилась вдруг,
Так и живи с той бедой.
Ни телефона, ни радио,
Ни электричества нет.
Люди, не знавшие радости,
Не повидавшие свет,
Словно растенья природные,
С лесом и полем сжились,
К рабской работе пригодные,
С верой в неладную жизнь.
Сплошь босота беспросветная
И нагота. Как христы,
Все в холщевину одетые,
Духом светлы и чисты.
Избы щепою покрытые
С горницей в два-три окна,
Рамы, слюдою залитые,
Изгородь из тальника.
Кедр у калитки развесистый,
Запах овчинный избы...
Пристань моя деревенская,
Я ничего не забыл.
ЗИМОЙ
День был худой и хлипкий. Моросило.
Сквозь тучи наземь падал мелкий снег,
И колким бисером его сносило
Холодным ветром вкось и в беспросвет.
Висели тучи на верхушках елей.
День угасал, и наступала ночь.
Я выбился из сил и плёлся еле,