Литературная Газета, 6558 (№ 27/2016)

Из-за войны и других обстоятельств, случайных и закономерных, доставшихся мне в жизни, я так и не попал в академию, стал глубоко гражданским «штафиркой», Василием Степановичем Федотовым.

На пороге семидесятилетия я пронзительно осознал и понял, что у каждого человека, какую бы долгую и насыщенную жизнь он ни прожил, есть та своя особая пора, в которой он полнее всего себя проявил, глубже всего чувствовал и сказался весь себе и другим. И что бы потом ни случилось с ним, даже внешне значительного, всё это уже спад.

Мы вспоминаем, упиваемся, на много ладов проигрываем, перепеваем то, что лишь единожды прозвучало в нашей душе.

Такой порой у иных бывает детство, и тогда люди на всю жизнь остаются детьми.

У других – первая любовь.

Кому достались в такую пору наибольшее богатство, власть, почёт, те до беззубых дёсен шамкают о своём отошедшем величии.

У некоторых такой порой стали тюрьма, лагеря и выпавшие на их долю испытания.

У мальчишек моего поколения – война. Годы войны для них не только «незабываемые страницы», но и период высшего осуществления жизни, осознания её ценности как таковой.

С той поры не годы прошли – минула целая вечность, а пролетела, как минуты.

Я ощущаю себя дряхлым тысячелетним стариком и ловлю себя на том, что по утрам не хочу просыпаться. Долгими бессонными ночами меня не покидает мысль, что мимо бежит, торопится новая, незнакомая мне жизнь, и всё мимо, мимо…

Мимо таких старых и никому не нужных людей, мимо тех, кто не только защищал своё Отечество в годы войны, но и безропотно вынес на своих плечах послевоенную разруху и голод, а теперь доживают, униженные и оскорблённые, оказавшись в своей стране на обочине жизни, опустошённые равнодушием к их судьбам, с болью наблюдая, как с одобрения и немого согласия властей предержащих алчные пираньи – нечистые на руку, бессовестные, беспринципные люди – рвут, раздирают Россию на мелкие княжества и личные царства, в которых правит установленный ими один закон – деньги и власть.

На территории когда-то необъятной России с космической скоростью расплодились, как метастазы раковой опухоли, сотни тысяч организаций, контор, трестов, открытых и закрытых акционерных обществ, банков, которые оптом и в розницу торгуют земными недрами, природными богатствами, культурой, многовековой историей, с лёгкостью обобрав свой народ до нитки ваучеризацией, предавая забвению всех и вся, с лёгкостью, не задумываясь, отбрасывая в сторону, как атавизм, такие нравственные понятия, как честь и совесть. У этих новоявленных господ, ощущающих себя победителями и истинными хозяевами жизни, холодные равнодушные лица, им совершенно чужды людские радости и беды, для них Россия – страна нефте-газа-банков, финансовых пирамид, для нас – родное многострадальное Отечество, и мы для них чужие навсегда.

Бередят сердце и не дают покоя вопросы: почему люди, победившие в войне, поднявшие страну из послевоенной разрухи, оказались лишними и обременительными для потомков? Почему ходят с протянутой рукой, прося подаяние?

За что немощные и больные инвалиды войны вызывают такое раздражение и озлобление, когда, выстаивая в душных очередях за насущным, робко и стеснительно показывают свои ветеранские удостоверения, а в ответ нередко слышат: «Как вы все надоели!»?

Хочется крикнуть: почему же вы плачете, когда смотрите фильмы и спектакли о таких, как я, – Ваньке-взводном, на ветру одуванчике, в пыли окопов и минных предполий, – и так жестоки и равнодушны, когда оказываетесь рядом с ними?

Почему не позвоните в дверь одинокому ветерану, живущему с вами на одной площадке?

Почему равнодушно проходите мимо, стыдливо опустив глаза, когда видите, что они роются в мусорных баках?

Люди изношенного прошлого… многократно обманутые лишние люди…

Миллионы моих собратьев и соотечественников в результате чудовищных экспериментов, спиваясь, медленно умирают в нищете, безвестности и бесправии в вымороченных сёлах и деревнях, брошенных и забытых городах, где некогда бурлила жизнь. Они так до последнего и не избавились от привитого им «ложного патриотизма, не стонали, не проклинали страну и судьбу, молча, терпеливо, из последних сил доживая с убеждением: «Одолели голод, холод, разруху, и это переживём, лишь бы не было войны…»

Неужели эти люди не выстрадали и не заслужили лучшей жизни? И в душу холодной змеёй невольно вползает сомнение: не зря ли тогда были принесённые ими жертвы?

Анализируя жизнь, которая мне досталась, уносясь мыслями от современной всепроникающей пошлости в столь милое прошлое, ясное, далёкое и невозвратимое, ужасаюсь, и порой подсознательно возникает и ворошится такая неуверенность, что подчас даже спрашиваю себя: не преувеличиваю ли я? Да было ли именно так? Уж не приснилось ли мне всё это?

И отвечаю: да, было… было… и прошло, оттого так тихо и светло в душе, когда былое возвращается в снах – повторяющихся, отчётливых, последовательных, мучительных…

…Мы летим, мы несёмся, как дьяволы, как смертники-самоубийцы, мы летим в бесконечность…