Литературная Газета, 6573 (№ 43/2016)

Наутро мы идём с Валентином Григорьевичем по лесной дорожке от базы отдыха к берегу Киренги (группа должна была отправиться дальше, вверх по реке). Пользуясь случаем, спрашиваю у писателя разрешение на интервью с ним для усть-кутской газеты. Он не сразу, но соглашается.

– Валентин Григорьевич, ваша родная деревня – Аталанка? Так писали ваши ранние биографы. Но потом появилась Усть-Уда как место вашего рождения… Кто прав?

– Нет, я родился в Усть-Уде. Но это всё рядом. В Аталанку я переехал с родителями. Была хорошая большая деревня. Люди занимались сельским хозяйством, потом появился леспромхоз. Но теперь там мало народу – деревня гибнет. Я помогал чем мог: построил там хорошую большую школу. Борис Александрович Говорин (губернатор Иркутской области в 1997–2005 гг. – Прим. А.А. ) хорошо помог, практически взял на себя руководство строительством, лично следил за поставкой цемента, кирпича, других стройматериалов. Я ему за это очень благодарен. Хотя остановить гибель Аталанки, как и других деревень, невозможно: народ изнемог.

– В своё время в связи со строительством гидроэлектростанций вы писали о том, что нельзя так бездумно относиться к земле. Не помню дословно, но вы спрашивали: зачем нам столько электроэнергии? И сами же отвечали: «Чтобы гнать её, дешё­вую, в Китай, жертвуя прекрасными пашнями, хлеборобными полями, затопляя родные дома, сгоняя людей с обжитых мест…» Сегодня электроэнергия продаётся в Китай. Что вы об этом думаете?

– Это нам уже так аукнулось! Но самое страшное ещё впереди. Посмотрите: человек перестал работать на земле, утратил с нею связь, кровную связь. Человек из земли приходит и в землю же уходит! Мы же без земли – ничто. Страшная запущенность земель, сколько их выведено из оборота… Земля не работает, а раз не работает, то разрушается, как любой живой организм. Когда мы поймём, что нельзя бесконечно выкачивать из земли нефть и газ? Надо на земле работать!

– В 1980-е годы Виктор Петрович Астафьев заявил, что нет уже такой общности – русский народ. Меня тогда это неприятно задело и даже обидело. Но спустя годы убеждаюсь, что он был прав. А как считаете вы?

– Думаю, что народ опомнился. Даже молодёжь. Потому что многие поняли, что дальше – тот самый край, гибель, бездна…

– Что же, совсем нет надежды? Спасение в чём?

– В жизни – нет. Надежда на то, что Бог поможет. Начнётся возрождение души.

– Но ведь это непросто – прий­ти к Богу! Особенно нашему поколению, воспитанному атеистами…

– К Богу ведут две дороги. Первая – воспитание с детства. Вторая – это когда человек осознаёт, что это ему необходимо, что только это ему и поможет, и спасёт его. Конечно, это трудно, и мне непросто прийти в храм, даже сейчас… Но придёшь, послушаешь службу – и легче становится на душе.

– А как вы относитесь к тому, что в 90-е многие наши «правители» всех уровней выстроились перед образами со свечами в руках?

– Это показуха.

– Валентин Григорьевич, как человек умудрённый, многое переживший, можете сказать, где брать силы, что помогают душе жить?

– Человек сам дал себе ответ на это. Если есть в тебе эта духовная сила, то она и помогает жить. Надо думать о душе и помнить о ней.

– Скажите, что привело вас на Киренгу? Может, есть ка­кие-нибудь творческие планы, цель какая-то?

Фото автора

– Да никакой цели! Не был здесь ни разу. Жалею, что не приехал раньше: такие красивые места! И ещё потому по­ехал, что знаю: рядом в поездке – хорошие люди. Да и пока есть ещё возможность поехать…

– Не утомительно? Всё-таки более ста километров в лодке.

– Нет, хорошо. Красивые места, душа отдыхает. Тишина… Это же не пешком! Пешком, конечно, трудно.

– Вновь возвращаясь к вашему творчеству… Ваша повесть «Пожар» опалила душу! Мне тогда показалось, что это предсказание, а не реальность. Я не права?

– Нет. Всё это было уже тогда. Это же публицистика.

– После прочтения повести «Дочь Ивана, мать Ивана» осталось тягостное чувство: совсем всё у нас безнадёжно? Выход где?

– Осталась только надежда на Бога. Я же ничего не придумал. Мне дали судебное дело. Это ведь происходило тогда не только в Иркутске, но и по всей стране. Народ был в растерянности. Об этом надо было писать, чтобы возникало сопротивление.

– В дикие 90-е годы разрухи внутренняя сила героини рассказа «Изба» не только удивляла и восхищала, но и не давала опустить руки перед обстоятельствами: стыдно было опустить… У неё есть прототип?

– Да, есть. Это та же тётка Улита – героиня одноимённого рассказа. И старуха – подруга Анны – из «Последнего срока». Была у нас в деревне такая. Спросишь её: «Куда бежишь, тётка Улита?» И она – на ходу: «Куда-никуда, а бежать надо». Очень шустрая, боевая, всегда в работе…

– Часто перечитываю ваш очерк о Шукшине «Твой сын, Россия, горячий брат наш…» Вы были знакомы с Василием Макаровичем?

– Нет… несколько мимолётных встреч было. После мне давали читать его записи: он хорошо отзывался о моих книгах. То есть мы были близки по духу! (Вижу, как это важно моему собеседнику. – Прим. Т.К. )