Литературная Газета, 6573 (№ 43/2016)

А.А. Ахматова «с восторгом» ездила в дом Рожанских, в котором неизменной хозяйкой была Н.В. Кинд. Этот дом был для Ахматовой и местом отдыха, и местом общения, а также частью её «творческой лаборатории»: здесь она читала только что написанные стихотворения, чтобы почувствовать реакцию на них своих слушателей. Здесь, наконец, её стихи были записаны на магнитофонную плёнку. Эти уникальные записи голоса Ахматовой, сделанные в первой половине 60-х годов, и сегодня бережно хранятся в доме Рожанских.

В отношении Кинд к Ахматовой, скорее всего, было больше, чем просто преклонение перед великой поэтессой. Анна Андреевна оказывала на неё особое влияние многими чертами своего характера. Поэтический талант Ахматовой – это венец её кристального человеческого достоинства, её умение жертвовать всем материальным во имя духовного, её умение одухотворять своё страдание. Для Натальи Владимировны главным в Ахматовой были её особые качества личности и человеческое достоинство.

Так в 1957 году начиналась разработка кимберлитовой трубки «Мир», открытой Н.В. Кинд

В середине 60-х годов у Натальи Кинд сложились хорошие дружеские связи с писателем Варламом Шаламовым. С ним Наталью Владимировну познакомила в начале 60-х годов её близкая подруга Наталья Столярова, отсидевшая много лет в ГУЛАГе. В те годы Шаламов, так же прошедший суровую школу ГУЛАГа, был ещё неизвестным писателем. Впрочем, при жизни он так и не получил признания у себя на родине, заклеймённый официальной литературой как антисоветский писатель.

Шаламов часто бывал в гостях у Натальи Владимировны. Здесь было сделано несколько магнитофонных записей голоса Варлама Тихоновича – он читал свои рассказы и стихи. Здесь звучало в исполнении автора и любимое, близкое по духу Наталье Владимировне стихотворение.

Тайга молчальница от века

И рада быть глухонемой,

Она не любит человека

И не зовёт к себе домой.

Ей благозвучней вопли сычьи,

Чем нарушающее сон

Крикливое косноязычье

Всех человеческих племён.

Но если голосом ребёнка

Попросят помощи у ней,

Она тот час бежит вдогонку

И будет матери нежней…

Долгие годы мало кто знал о тесном знакомстве и дружбе Натальи Владимировны с Шаламовым. Сам писатель был опытным конспиратором и никогда не знакомил людей, которые его навещали, распространяли его самиздатскую прозу (Н.В. Кинд в своё время занималась переправкой «Колымских рассказов» Шаламова на Запад). Всё стало ясно только после того, как Наталья Владимировна взяла на себя организацию на своей квартире памятной встречи в первую годовщину смерти Шаламова. В этот день у неё собрались почитатели поэта. Были поминки, много гостей, едва все разместились. Вспоминали Шаламова, его многострадальную судьбу, читали стихи, слушали его голос на кассете.

Наталья Владимировна Кинд, гордившаяся тем, что в молодости ей довелось слышать Осипа Мандельштама, познакомилась с Надеждой Яковлевной Мандельштам в начале 60-х годов. Очень быстро они стали близкими подругами. Надежда Яковлевна называла Кинд Наташкой, причём всегда как бы с восклицательным знаком – «Наташка!». С Надеждой Яковлевной не всегда было просто поладить, но Кинд пользовалась у неё особой привязанностью, и она очень привечала её среди своих близких друзей.

Мандельштам любила рассказывать, как однажды под Новый год к ней пришёл Дед Мороз; Надежда Яковлевна не могла догадаться, кто это, и решила, что за ней пришли из КГБ. И только когда Дед Мороз снял рукавицы, Мандельштам увидела знакомое кольцо и закричала: «Наташка!» Оказывается, Наталья Владимировна специально прихватила с собой новогодний костюм, переоделась в подъезде и явилась в образе Деда Мороза пред очами ничего не понимающей Надежды Яковлевны. Между Мандельштам и Кинд довольно быстро установилась духовная близость, они были очень привязаны друг к другу.

«Наталья Владимировна, – вспоминает её подруга Вера Иосифовна Лашкова, – обладала, на мой взгляд, таким лёгким, замечательно общительным характером. Она умела сходиться с совершенно разными людьми – с Надеждой Яковлевной, совсем не похожей ни на кого, человеком жёстким, трудным. Кинд обладала каким-то доброжелательным любопытством к людям. Главное, люди, которые окружали её, были все хорошие. Я не видела вокруг неё неприятных, несимпатичных. Вообще она была какая-то искрящаяся, радостная, удивительно доброжелательная. Человек, который мог не только настроение создать, но внушить такую веру, такую бодрость жизненную… Я её запомнила радостным человеком. Наверняка и у неё бывали беды, неприятности, как у всех, но я не видела её никогда ни понурой, ни хмурой, ни унылой, ни угрюмой. Я даже не представляю, чтоб она такой могла быть».