А потом поэт напишет «Заблудившийся трамвай» – самое визионерское своё стихотворение. Уже в его первой строфе появляется «заблудившийся в бездне времён» трамвай, на подножку которого вскакивает герой и движется вертикально вниз (как лифт) – сквозь пласты личного прошлого: Неву, Нил, Сену.
Вагоновожатого в литературе об этом стихотворении сравнивали с Вергилием, водившим Данте по кругам ада. Но у Гумилёва, если и ад, то ад личный, ад его собственной души. Дантов ад упирался в озеро Коцит – гумилёвский трамвай упирается в вокзал, на котором можно купить билет в Индию Духа и который совмещён с зеленной лавкой (они – вокзал и лавка – одно), где «мёртвые головы продают». Совершенно очевидно, что цена билета в Индию Духа – собственная голова. И герой, не торгуясь, платит эту цену.
Билет куплен и его обладатель «въезжает» в новое пространство (как Данте из ада попадает в Чистилище) – дом «в три окна и серый газон», где «жила и пела» некая Машенька. Кого только не усматривали в Машеньке – и Беатриче, и Ахматову, и М. Кузьмину-Караваеву, и Машу Миронову, героиню «Капитанской дочки».
Кто же она? Умершая Машенька и лирический герой, заплативший за билет собственной головой, встречаются там, откуда бьёт свет. То есть – давайте называть вещи своими именами, а не литературоведческими терминами – поэт наконец встречается со своей родиной (о том, что «Машенька – Россия», догадался Лев Гумилёв), причём – на том свете.
В «Заблудившемся трамвае» находили реминисценции и из Данте, и из Пушкина, и из Гоголя, и из Достоевского. Мне же приходит на ум книга, которая написана через 22 года после «Трамвая». Я имею в виду «Маленького принца» Экзюпери.
Герой этой философской сказки тоже не мог совместить себя и свою возлюбленную, которая была частью планеты (читай: родины). Он отправляется в путешествие на перелётных птицах, посещает несколько астероидов (ср. Нева, Нил, Сена) и в том числе Землю (у Гумилёва это просто тот самый вокзал – зеленная). Именно после посещения Земли к герою приходит понимание того, как, оказывается, он любит собственную планету и как хочет вернуться туда. Но перелётные птицы больше не могут служить ему средством передвижения: что-то в нём изменилось, он стал «тяжелее» на собственный духовный опыт. Только змея, точнее её укус, способен вернуть Маленького принца на планету. Такова цена билета. И Маленький принц платит эту цену.
...Когда мы, взрослые, читаем сказку Экзюпери детям, мы врём, что её герой не умер, а благополучно вернулся к своей Розе. Но зачем врать себе? Умер. И только так – ценой жизни – вернулся на родину.
Стихотворение Гумилёва – это тоже страшная сказка о том, как поэт – через смерть – обретает родину.
Блок называл Гумилёва «иностранным». Цветаева писала о «нерусскости» Волошина, отмечая, что русским поэтом он стал исключительно благодаря революции (читай: заблудившемуся трамваю). Мы – с лёгкой руки Петруши Гринёва – привыкли называть русский бунт бессмысленным и беспощадным. Второе – аксиома. Первое – вопрос.
Можно ли называть бессмысленным то, благодаря чему человек (поэт!) обретает родину?
Вы скажете: больно дорогой ценой.
Я отвечу: змея всегда жалит больно.
Игры разума,
Игры разума,Выпуск 9 (28)
Спецпроекты ЛГ / Словесник / Связующая нить
Чижов Михаил
Теги:
Игорь Волгин , «Игра в бисер»или Поиск сокровенных смыслов культуры
Современная жизнь всё более напоминает неуправляемый хаос. Правители меряются силой. Миллиардеры – морскими яхтами, похожими на дредноуты. Интеллектуальная элита упражняется в пустопорожнем красноречии. Хаос, пропитанный тщеславием.
Начиная от Иоанна Богослова, кто только не предсказывал бесславный конец такому безумному и бездуховному миру. Тут и Константин Леонтьев, и Освальд Шпенглер со своим «Закатом Европы», и Арнольд Тойнби, и Конрад Лоренц, и Кристиан де Дюв. То есть находились люди, умеющие играть в интеллектуальный «бисер», раскрывающие суть в привычных на первый взгляд вещах бытия. Как у Германа Гессе в романе «Игра в бисер» (1943) в выдуманной стране Касталии, нащупывающей срединный путь между мирским и духовным. Сегодня как никогда важен не просто срединный путь, а путь с преобладанием духовного над мирским.
И тут без постижения шедевров мировой литературы, этой своеобразной единой Книги Бытия и Духа, никак не обойтись. Ведь она – это те же игры разума. В сегодняшней России, попавшей в культурную яму общества потребления, особенно важно приобщить истончившийся слой интеллектуалов к вершинам онтологии – этой сути литературы, культуры народов мира.