Читаем Литературная Газета, 6599 (№ 21/2017) полностью

Литературная Газета, 6599 (№ 21/2017)

– Что из прочитанного произвело на вас наибольшее впечатление, может, в детстве или юности?

– Я всегда любил читать исторические книги: география, история, приключения. В четырнадцать лет прочитал роман «Поднятая целина» Михаила Шолохова. Эта книга меня поразила. Несколько раз её перечитывал. Описывалось то, что мне бабушка рассказывала о создании колхозов, раскулачивании, и всё совпадало. Я думал: как такое может быть в советской стране? Ещё я, конечно, воспитывался на книгах о войне. Особенно запомнилась книга «Один день войны» – воспоминания военных журналистов о боевых действиях: каждый описал самый яркий и трагический момент Великой войны. Там собраны истории о людях, благодаря которым живём мы, наши дети и внуки.

– У депутата Госдумы не так много времени для отдыха, и всё же, как вы его проводите?

– Люблю рыбалку, с удочкой посидеть – это замечательно. Когда в шахте работал, выбраться получалось только в отпуске, теперь и подавно не получается. Всегда был подвижный, и сейчас для меня главное – движение. В спортзал хожу, в бассейн, тренажёры и обязательно ходьба. Сегодня утром 6 километров прошёл. Так что если выдаётся свободное время, провожу его в движении.

– Владимир Иванович, «Литературная газета» желает, чтобы шахтёрская профессия процветала и славилась в Российской Федерации. Спасибо вам за интервью!

БеседовалАлексей Протасов

И, хотя моя цель – не вырасти, но расти

И, хотя моя цель – не вырасти, но растиВыпуск 2

Спецпроекты ЛГ / Энергия будущего / Геопоэтика Донбасса

Теги: Анна Ревякина , поэзия

Анна Ревякина

И, хотя моя цель – не вырасти, но расти,

ужасаясь дремучести воздуха над головой,

я всегда вспоминаю, что здесь полегли костьми,

уходя в забой, уходя в запой.

По стеклянное горлышко узких шахт.

Четверенили потихоньку, как муравьи.

Не отмыть под ногтями, и в пальцах суровый такт –

сама соль земли, сама боль земли.

Словно стон роженицы – выдох, вдох –

нарастает рокот внутренних галерей.

Уповай на Бога, но помни, что этот Бог

не жалеет даже собственных сыновей.

Но руда-земля тебя любит – вторая мать,

подземелий пыль не похожа на стылый прах.

Если цель твоя – выстоять, так учись стоять,

но тебе в этом не помощник страх.

Я с детства помню ясные открытые шахтёрские лица, их пронзительные глаза, словно бы подведённые чёрным косметическим карандашиком. Угольную пыль очень сложно отмыть до конца, она въедается в межресничное пространство и придаёт взгляду шахтёра недостижимую для людей наземного труда глубину.

Сейчас стало модным рассуждать о геопоэтике, конечно, и донецкая поэзия имеет свои геопоэтологические черты. Сама территория, на которой много поколений подряд живут люди физического труда, естественным образом влияет, в том числе и на литературу, а не только на бытованье местных семей.

Донецкий бассейн – бассейн удивительного языка, который находится на пограничье русского и украинского, сама граница эта плодотворна в той же степени, в какой плодородна богатая углём земля. На этом стыке рождаются простые, прямые, честные, физически правильные стихи, живые стихи, живые, как сам язык. Здесь есть и «бутылёк», и «тормозок», и «коногонка», являющаяся отчасти нимбом, с той лишь разницей, что нимб подсвечивает лик святого, а коногонный свет направлен от шахтёра, призван подсвечивать не носителя, а пространство вокруг. В этом подсвечивании кроется сакральная жертвенность, огромная сила духа, трудовое упрямство идущего вперёд и только вперёд шахтёра.

Находка, месторождение новых смыслов – стихи Сергея Фесенко, шахтёра, так рано ушедшего с поверхности Земли в её недра, теперь уже навсегда. Его стихи легки, но не легковесны, они естественны в своём стахановском героизме, в своём ежедневном подвиге. Его поэзия похожа на его работу, она – есть проникновение в недра языка, она – есть извлечение на поверхность диковинных слов, в которых слышится нечто первозданное, она – есть знаки и символы, она – есть тот самый отбойный молоток – само шахтёрское сердце. В его стихах совсем не видно пота, в них нет пустоты, нет выработки, а есть только ценная порода. Порода особых людей, которые умеют легко преодолевать тяжелейший путь так же, как умеют писать о вещах сложных (в том числе профессиональных) свободно и понятно.